Pollini заставилъ меня прекратить леченіе, потому что невыносимая мигрень не давала мнѣ покою. Несмотря на постоянное страданіе plexus solaris, меня часто навѣщалн пріятели Ріnі и Besana: этотъ послѣдній прекрасно пѣлъ баритономъ и впослѣдствіи сдѣлался извѣстнымъ dilettante. Въ то же время приѣхалъ въ Миланъ Dessauer изъ Вѣны, и меня съ нимъ познакомили. Впослѣдствіи Dessauer написалъ нѣсколько пьесъ, которыя имѣли успѣхъ въ Парижѣ.
Однажды Соболевскій привелъ ко мнѣ Мендельсона-Бартольди; я былъ боленъ, а онъ, полагаю отъ пріобрѣтенной мною и не вполнѣ заслуженной репутаціи превосходнаго піаниста, принялъ со мною нѣсколько насмѣшливый тонъ. Я не игралъ, а онъ, послѣ долгихъ убѣжденій, сыгралъ Rondo въ легкомъ родѣ, по которому мнѣ нельзя было судить о размѣрахъ его таланта.
Ивановъ оставилъ свои уроки съ Eliodoro Bianchi еще до поѣздки къ водамъ Trescorre; мы оба замѣтили, что онъ заставлялъ слишкомъ усиливать голосъ (forcer la voix). Мы рѣшились въ сентябрѣ отправиться въ Неаполь, заѣхали въ Туринъ, откуда Штеричъ проводилъ насъ до Генуи. Не даромъ называютъ этотъ городъ Gènes la superbe; онъ расположенъ амфитеатромъ и мнѣ показался осуществленіемъ описанія Вавилона съ его висячими садами. Мы тамъ пробыли два дня и осмотрѣли все достойное примѣчанія. Наконецъ насталъ день отъѣзда. Штеричъ проводилъ насъ въ шлюпкѣ до парохода. Это было послѣднее сь нимъ свиданіе; онъ скончался въ слѣдующемъ году въ Петербургѣ, вскорѣ по возвращеніи въ Россію.
На другой день рано, мы были въ Livorno; погода была превосходная, это было въ началѣ октября. Изъ Livorno отправились мы, также на пароходѣ, въ Civitta Vecchia, а оттуда въ Римъ, гдѣ пробыли около двухъ недѣль[1]. Въ то время жила тамъ княгиня Зинаида Волконская. Въ качествѣ наставника, при сынѣ ея былъ Шевыревъ, извѣстный теперь профессоръ московскаго университета, съ которымъ я познакомился въ 1828 году, въ Москвѣ, у Мельгунова. Въ продолженіи пребыванія моего въ Римѣ, онъ былъ моимъ Cicerone и показалъ
- ↑ На полѣ карандашомъ: «Horace Vernet».
