Страница:1871, Russkaya starina, Vol 3. №1-6.pdf/257

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана



Случай и интересъ острятъ разумъ и учатъ злу такихъ людей, которые, родяся въ бедности, лишены были надлежащаго образования сердца и разума! Такъ я думалъ въ созрелыхъ уже летахъ, ощущая въ себе недостатокъ воспитания, которому я не причиною и которой отвращать, самому собою, стоило мне не малаго труда. Но въ дальнейшее течение моей жизни и службы испыталъ, что многие благосвоспитанные ничего меньше не имеютъ, какъ истинной чести и добродетели; кроме наружныхъ приятностей, служащихъ не редко для добрыхъ, но простыхъ сердецъ пищею, которая въ приятномъ вкусе бываетъ смертносна. Въ одну ночь, трудясь я обыкновенно за ставленическими делами, положилъ руки на голову на бумаги, лежащия предо мною на столе, дабы до техъ поръ, пока страница, которую я дописалъ, засохнетъ, минутно себя успокоить. – это былъ разсчетъ тогдашнихъ моихъ летъ! – но минута меня обманула. Она протянулась на столько времени, во сколько свеча оплыла, обвалилась на столъ, хватила за бумаги, и допустила пламя до моихъ пальцевъ. Я вскочилъ такъ, какъ вскакиваютъ ожогшись, началъ руками и платкомъ быть по бумагамъ, утушилъ пожаръ скорее, нежели тушатъ его въ техъ городахъ, где есть полицмейстеры. Мне принесли седящему уже во тьме свечу, и я нашелъ, къ счастию моему, что сгорели понемногу углы, которые тотчасъ я подклеилъ вишневымъ клеемъ, и отгоревший упадокъ приписалъ собственною рукою. Потомъ, когда началъ приклейку и подложенной вместе съ нею допросъ обрезывать, дабы сравнить съ деломъ, то перехватилъ неосмотрительно пополамъ ножницами архиерейскую собственноручную резолюцию съ пометою. Эта беда хуже пожара! Я подклеилъ и резолюцию; но боясь архипастырскаго правосудия, пошелъ я къ нему съ делами и следующими къ подписанию грамотами попозднее обыкновеннаго, дабы между дневнымъ и свечнымъ светомъ удобнее могла скрыться моя приклейка. Архиерея встретилъ я едущаго съ оберъ-провиантъ-мейстеромъ Д. В. Астафьевымъ, который ему еще въ Торжке былъ добрый приятель. Онъ, увидя меня съ ношею бумагъ, и притомъ расчесаннаго въ нексколько пуколь, распудреннаго и въ башмакахъ съ блестящими пряжками, приказалъ остановить карету