втащить пушку въ верхній этажъ одного изъ домовъ, откуда видна была въ окно непріятельская батарея. Пушку сняли съ лафета, съ лафета сняли колеса и, такимъ образомъ, втащили всю махину на верхъ; а чтобы при выстрѣлахъ непровалился полъ, сдѣланы были въ нижней комнатѣ частыя подпорки.
— Ну-ка, полѣзай старушка, на печь, — шутили солдаты.
— Закашляла наша старушка, радостно привѣтствовали они первые ея выстрѣлы. Нѣсколько разъ «старушка» усмиряла турецкую полевую пушку и та прекращала огонь. За то, когда, исправивъ поврежденія въ насыпи или пополнивъ перебитую прислугу, турецкая батарея снова начинала «буянить», — солдатики утѣшались.
— Постой-ка, вотъ кашлянетъ наша «старушка» такъ тебѣ Османъ, не поздоровится!
Это орудіе, впрочемъ, и само было нѣсколько попорчено непріятельской гранатой и даже чуть не было вовсе подбито.
Ежедневно, по сигналу, турки открывали съ высотъ и съ городскихъ домовъ жесточайшую кононаду. Во дворы крѣпости, во всѣ окна и отверстія сыпался, положительно, градъ пуль. Это дѣлалось, какъ видно, съ цѣлію снести нашихъ стрѣлковъ со стѣнъ и тѣмъ избавить прислугу своихъ орудій отъ потерь. По прекращеніи кононады, поддерживали только ружейный огонь по выходамъ изъ крѣпости. Огонь не прекращался и ночью, чтобъ недопустить вылазокъ. Обстрѣливались два главныхъ выхода. Къ непріятельскимъ гранатамъ наши привыкли весьма скоро. Рѣзко взвизганетъ надъ ухомъ граната, обдастъ горячимъ вѣтромъ, а солдатъ улыбнется во все свое исхудалое лицо.
— Что мимо, то спасибо — приговариваетъ онъ.
Положеніе больныхъ и раненыхъ было самое жалкое: по недостаточности помѣщенія, которое съ первыхъ же дней пришлось дѣлить съ массой прибылыхъ раненыхъ 6-го числа — тѣснота была страшная. Къ этому еще недостатокъ воды и потому невозможность имѣть иногда горячую пищу, а главное — невозможность промывать раны. Бинты перемѣнялись рѣже, чѣмъ бы слѣдовало, такъ какъ мыть ихъ было не въ чемъ. Несмотря на это, заботливостью старшаго доктора Савицкаго и младшаго Китаевскаго, за все время, гангрена развилась только у четырехъ человѣкъ. За больными и ранеными ухаживала единственная женщина, находившаяся въ цитаделѣ — жена убитаго подполковника Ковалевскаго; лишившись мужа, она посвятила себя уходу за больными и ранеными и испытала всю тяжесть 23-хъ-дневной осады.
Наконецъ, 28-го іюня, выручка вступила въ крѣпость. Комендантъ
втащить пушку в верхний этаж одного из домов, откуда видна была в окно неприятельская батарея. Пушку сняли с лафета, с лафета сняли колеса и таким образом втащили всю махину наверх; а чтобы при выстрелах не провалился пол, сделаны были в нижней комнате частые подпорки.
— Ну-ка, полезай, старушка, на печь, — шутили солдаты.
— Закашляла наша старушка, — радостно приветствовали они первые ее выстрелы.
Несколько раз «старушка» усмиряла турецкую полевую пушку и та прекращала огонь. Зато, когда, исправив повреждения в насыпи или пополнив перебитую прислугу, турецкая батарея снова начинала «буянить», — солдатики утешались:
— Постой-ка, вот кашлянет наша «старушка», так тебе, Осман, не поздоровится!
Это орудие, впрочем, и само было несколько попорчено неприятельской гранатой и даже чуть не было вовсе подбито.
Ежедневно, по сигналу, турки открывали с высот и с городских домов жесточайшую канонаду. Во дворы крепости, во все окна и отверстия сыпался, положительно, град пуль. Это делалось, как видно, с целью снести наших стрелков со стен и тем избавить прислугу своих орудий от потерь. По прекращении канонады поддерживали только ружейный огонь по выходам из крепости. Огонь не прекращался и ночью, чтоб не допустить вылазок. Обстреливались два главных выхода. К неприятельским гранатам наши привыкли весьма скоро. Резко взвизганет над ухом граната, обдаст горячим ветром, а солдат улыбнется во все свое исхудалое лицо.
— Что мимо, то спасибо — приговаривает он.
Положение больных и раненых было самое жалкое: по недостаточности помещения, которое с первых же дней пришлось делить с массой прибылых раненых шестого числа, теснота была страшная. К этому еще недостаток воды и потому невозможность иметь иногда горячую пищу, а главное — невозможность промывать раны. Бинты переменялись реже, чем бы следовало, так как мыть их было не в чем. Несмотря на это, заботливостью старшего доктора Савицкого и младшего Китаевского за все время гангрена развилась только у четырех человек. За больными и ранеными ухаживала единственная женщина, находившаяся в цитадели, — жена убитого подполковника Ковалевского; лишившись мужа, она посвятила себя уходу за больными и ранеными и испытала всю тяжесть двадцатитрехдневной осады.
Наконец, двадцать восьмого июня выручка вступила в крепость. Комендант
