брата, старшаго офицера, все время продолжалъ справляться о ходѣ сраженія и снаряженія катера, которымъ завѣдывалъ.
Вскорѣ, потушенный внутри парохода пожаръ снова возобновился, когда разорвало новую бомбу, но и во второй разъ, какъ и въ первый, онъ былъ потушенъ своевременно. А раненые и убитые, между тѣмъ, все прибывали; ихъ сносили въ каютъ-компанію, гдѣ устроили лазаретъ. Молодой докторъ Франковскій едва успѣвалъ сносить раненыхъ и перевязывать имъ раны. Лейтенантъ Перелешинъ три часа оставался безъ перевязки, ожидая своей очереди.
Бой, между тѣмъ все продолжался и становился все упорнѣе, все отчаяннѣе.
Бывали минуты, когда турецкій броненосецъ, дѣлая 13½ узловъ, почти нагонялъ «Весту», шедшую со скоростью всего 11 узловъ; между ними оставалось пространство менѣе, чѣмъ на ружейный выстрѣлъ. Тогда командиръ парохода, Барановъ, все время не сходившій съ своего возвышеннаго мостика, вызывалъ къ борту стрѣлковъ и они давали ружейный залпъ по непріятелю. Но и бой турецкихъ ружей не уступалъ нашимъ и на разстояніи 600—800 саженей турки посылали залпъ за залпомъ изъ ружей, оставившіе слѣды на пароходѣ. Видя безвредность огня изъ ружей, Барановъ употреблялъ свои только тогда, когда турокъ нагналъ «Весту» такъ, что между суднами оставалось не болѣе 350—400 саженей. Въ это время Барановъ ясно видѣлъ красныя фески въ амбразурахъ орудій, одну феску на мостикѣ подлѣ какого-то зеркальнаго инструмента, наводившегося на пароходъ и управлявшегося нѣсколькими лицами въ европейскихъ костюмахъ, синяго цвѣта. Баранову сильно хотѣлось сбить этотъ инструментъ и европейскія фуражки и онъ объявилъ тремъ лучшимъ стрѣлкамъ и командиру энгстремовскаго орудія премію за исполненіе его желанія. Раздался залпъ ружей и орудія, двѣ синія куртки упали, феска исчезла, но инструментъ остался. Во время ружейной перестрѣлки, иногда самъ г. Барановъ, извѣстный какъ отличный стрѣлокъ, выхватывалъ изъ рукъ матроса ружье и стрѣлялъ съ своей вышки.
Всѣ, участвовавшіе въ славномъ бою съ броненосцемъ, вели себя настоящими героями. Такъ, князь Евгеній Голицынъ-Головкинъ, служившій на «Вестѣ» простымъ лейтенантомъ, заслуживаетъ особеннаго вниманія. Нужно замѣтить, что до объявленія войны князь былъ лейтенантомъ въ отставкѣ и, какъ человѣкъ со средствами, уже нѣсколько лѣтъ посвятилъ себя мирнымъ занятіямъ въ должности пензенскаго губернскаго предводителя дворянства. Какъ только была объявлена война, онъ тотчасъ же снова поступилъ во флотъ — и именно въ черноморскій — съ тѣмъ, чтобы при пер-
брата, старшего офицера, все время продолжал справляться о ходе сражения и снаряжения катера, которым заведовал.
Вскоре потушенный внутри парохода пожар снова возобновился, когда разорвало новую бомбу, но и во второй раз, как и в первый, он был потушен своевременно. А раненые и убитые между тем всё прибывали; их сносили в кают-компанию, где устроили лазарет. Молодой доктор Франковский едва успевал сносить раненых и перевязывать им раны. Лейтенант Перелешин три часа оставался без перевязки, ожидая своей очереди.
Бой между тем все продолжался и становился все упорнее, все отчаяннее.
Бывали минуты, когда турецкий броненосец, делая тринадцать с половиной узлов, почти нагонял «Весту», шедшую со скоростью всего одиннадцать узлов; между ними оставалось пространство менее, чем на ружейный выстрел. Тогда командир парохода Баранов, все время не сходивший с своего возвышенного мостика, вызывал к борту стрелков и они давали ружейный залп по неприятелю. Но и бой турецких ружей не уступал нашим и на расстоянии шестьсот — восемьсот саженей турки посылали залп за залпом из ружей, оставившие следы на пароходе. Видя безвредность огня из ружей, Баранов употреблял свои только тогда, когда турок нагнал «Весту» так, что между суднами оставалось не более трехсот пятидесяти — четырехсот саженей. В это время Баранов ясно видел красные фески в амбразурах орудий, одну феску на мостике подле какого-то зеркального инструмента, наводившегося на пароход и управлявшегося несколькими лицами в европейских костюмах синего цвета. Баранову сильно хотелось сбить этот инструмент и европейские фуражки и он объявил трем лучшим стрелкам и командиру энгстремовского орудия премию за исполнение его желания. Раздался залп ружей и орудия, две синие куртки упали, феска исчезла, но инструмент остался. Во время ружейной перестрелки, иногда сам господин Баранов, известный как отличный стрелок, выхватывал из рук матроса ружье и стрелял с своей вышки.
Все, участвовавшие в славном бою с броненосцем, вели себя настоящими героями. Так, князь Евгений Голицын-Головкин, служивший на «Весте» простым лейтенантом, заслуживает особенного внимания. Нужно заметить, что до объявления войны князь был лейтенантом в отставке и как человек со средствами уже несколько лет посвятил себя мирным занятиям в должности пензенского губернского предводителя дворянства. Как только была объявлена война, он тотчас же снова поступил во флот — и именно в черноморский, — с тем чтобы при пер-
