— 126 —
чѣмъ въ Каролинѣ. На душѣу меня стало легче, особенно^ когда я снова увидѣлъ слѣды - чсловѣческіе. Въ глубинѣ двигались огоныш; это рудокопы, съ своими лампочками, подымаясь вверхъ, привѣтствовали насъ обычнымъ «Оійск ті» и, получивъ отъ насъ то же привѣтствіе, исчезали... И какъ дружественно-спокойное, но въ то же время мучительно-загадочное воспоминаніе — подѣйствовали на меня своими глубокомысленно-ясными взорами серьезно-набожныя, отчасти блѣдныя и таинственно освѣщенкыя свѣтомъ руд-никовъ, лица этихъ молодыхъ и старыхъ людей, которые цѣлый день работали въ своихъ темныхъ, уединенныхъ подземельяхъ и теперь стремились наверхъ, чтобы увидѣть привѣтный свѣтъ Божій и глаза жены и дѣтей.
Мой чичероне былъ честный, вѣрный, какъ собака, нѣ-мецъ. Съ глубокою радостью показалъ онъ мнѣ то мѣсто, гдѣ гердогъ Кембриджскій, во время посѣщенія рудниковъ,^ обѣдалъ со всею своею свитою, и гдѣ до . сихъ поръ стоитъ длинный деревянный столъ и большой стулъ изъ руды, на которомъ сидѣлъ герцогъ.—«Это,—сказалъ мнѣ добрый нѣ-медъ,—должно остаться здѣсь, какъ вѣчное воспоминаніе!» И потомъ сталъ съ одушевленіемъ разсказывать, сколько празднествъ давались но * этому случаю, какъ вся галлерея была убрана свѣчами, цвѣтами, вѣтвями, какъ Одинъ рудо-копъ пѣлъ и игралъ на дитрѣ, какъ развеселившійся милый, толстый гердогъ много пилъ за разное здоровье, и какъ всѣ рудокопы, а онъ, мой чичероне, въ особенности, охотно готовы умереть за милаго, толстаго герцога и за весь ганноверскій домъ... Глубокое умиленіе овладѣваетъ мною каждый разъ,- когда я вижу, какъ это чувство вѣрно-подданичества высказывается въ своихъ простыхъ, при-родныхъ звукахъ. Это такое прекрасное чувство! И такое чисто-нѣмецкое чувство! У другихъ. народовъ есть, можетъ-быть, больше и способностей, и остроумія, и веселости, но ни въ одномъ изъ нихъ нѣтъ такой вѣрности, какая есть въ этомъ вѣрномъ нѣмецкомъ народѣ. Если бъ мнѣ не было извѣстно, что вѣрность такъ же стара, какъ и вселенная, то я бы подумалъ, что ее изобрѣло вѣрное нѣмецкое сердце. Нѣмецкая вѣрность! Она не то, что реторическая шумиха новыхъ адресовъ. При вашихъ дворахъ, нѣмецкіе князья, слѣдовало бы пѣть, не переставая, пѣсню о вѣрномъ Экартѣ и зломъ Бургундѣ, который умертвилъ дѣтей перваго и все-таки не ноколебалъ его вѣрности. У васъ вѣрнѣйшій
народъ въ мірѣ, и вы ошибаетесь, когда думаете, что эта.