— 174 —
Такъ твердо и близко соединяюсь этихъ людей не столько задушевно-мистическое чувство любви, сколько привычка, естественность жизни другъ съ другомъ и другъ въ другѣ, общая всѣмъ имъ непосредственность. Тутъ одинаковая духовная высота, или—лучше сказать—духовная низменность, и вслѣдствіе этого—одинаковыя потребности и стремленія, одинаковые результаты, опыты и взгляды, и вслѣдствіе этого—легкое взаимное пониманіе и соглашеніе. И сидятъ они уживчиво у огня въ маленькихъ хижинахъ, сдвигаются въ гЬсный кружокъ, когда становится холодно, по глазамъ ви-дятъ, чтб кто думаетъ, читаютъ на губахъ другъ у друга слова прежде, чѣмъ они произнесены, хорошо помнятъ всѣ общія имъ жптейскія отнощёнія й ка;кимъ-нибудь единствен-нымъ звукомъ, единственною миной, единственнымъ нѣмымъ движеніемъ возбуждаюсь Одинъ въ другомъ столько смѣха, или плача, или набожнаго настроенія, сколько мы въ рав-ныхъ себѣ можемъ вызвать только длинными эксиозиціями, экспетораціями и декламаціями. Потому что мы въ сущности живемъ въ духовномъ отношеніи одиноко; благодаря особой методѣ воспитанія, или случайно выбранному особому матеріалу для чтенія, каждый изъ насъ получаетъ особое направленіе характера; каждый изъ насъ, нравственно замаскированный, думаетъ, чувствуетъ и стремится иначе, чѣмъ другіе, и такт» много возникаеть недоразумѣній, и даже въ очень просторныхъ домахъ совмѣстно жить такъ трудно,' и повсюду намъ тѣсно, повсюду мы' между собою чужіе, повсюду на чужой сторонѣ.
Въ томъ состояніи одинаковости мысли и чувства, въ которомъ находимъ мы нашйхъ островитянъ, жили часто— и часто въ продолженіе цѣлыхъ столѣтій — цѣлые народы. Римско-христіанская средневѣковая церковь желала, быть-можётъ, внѣдрить такое состояніе въ корпора-ціяхъ всей Европы и съ этою цѣлыо взяла подъ своіо опеку всѣ житейскія отношенія, всѣ силы и явленія, всего физи-ческаго и нравственнаго человѣка. Нельзя отрицать, что этимъ образомъ дѣйствій было основано много спокойнаго счастья, и жизнь стала цвѣсти теплѣе и интимнѣе, и искусство, какъ въ тиши вырощенные цвѣты, развернулось въ той великолѣпной красотѣ, которой мы изумляемся еще теперь и не можемъ достигнуть со всѣмъ нашимъ тороилй-вымъ знаніемъ. Но духъ человѣческій имѣетъ свои вѣчныя права, его нельзя сковать никакими правилами и постайо-иленіями, нельзя убаюкать никакимъ колокольнымъ ЗвОномъ.
