— 210 —
шихъ героевъ и восхваляетъ его славу не только между живыми, но и между мертвыми, то Ахиллесъ отвѣчаетъ ему:
«Нѣтъ, Одиссей благородный, напрасно со мною о смерти Ты говоришь, утѣшая меня; я готовъ бы скорѣе Въ полѣ работать, какъ бѣдный поденщикъ, и быть человѣкомъ, Вовсе лишеннымъ довольства, наслѣдства отъ предковъ лишеннымъ Чѣмъ повелителемъ дѣлаго сонма исчезнувшихъ мертвыхъ».
... Слава Богу! я живу! Въ жилахъ моихъ кипитъ красная жизнь, подъ ногами моими дрожитъ земля, въ уиоеніи любви обнимаю я деревья и мраморныя статуи, и тѣ и Другія оживаютъ въ моихъ объятіяхъ. Каждая женщина—цѣ-лый міръ, подаренный мнѣ; я расплываюсь въ мелодіяхъ лица ея, и черезъ каждый взглядъ своего глаза получаю больше наслажденія, чѣмъ другіе, со всѣми своими членами, въ продолженіе всей своей жизни. Каждая минута для меня вѣдь безконечность: я не мѣряю времени брабантскимъ или гамбургскимъ маленькимъ аршиномъ, и мнѣ не нужны ни-какія обѣщанія второй жизни, потому что уже въ здѣшней жизни могу я пережить много, живя назадъ жизнью предковъ и завоевывая себѣ вѣчность въ царствѣ прошедшаго.
И я живу! Біеніе великаго пульса природы отдается и въ моей груди, и когда я ликую, тысяча голосовъ вторить мнѣ. Я слышу пѣсни тысячи соловьевъ. Весна послала ихъ сюда, чтобы пробудить землю отъ ея утренняго сна, и земля вздрагиваетъ отъ наслажденія; ея цвѣты—гимны, которые она въ своемъ вдохновеніи поетъ навстрѣчу солнцу... А солнце движется слишкомъ медленно; мнѣ бы хотЬлось стегнуть огненныхъ коней его, чтобы они мчались шибче... Но когда оно, шипя, опускается въ море, и встаетъ великая ночь со своими большими, полными сладострастныхъ жела-ній, глазами—о, тутъ только охватываетъ меня истинно^ блаженство, вечерній воздухъ ложится на бурноволнующеесл сердце мое, словно ласкающаяся дѣвушка, и звѣзды ки^ ваютъ съ неба, и я подымаюсь, и лечу высоко надъ маленькою землею и маленькими мыслями человѣческими!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Но когда-нибудь настанетъ день — и пламень потухнете въ моихъ жилыхъ, въ груди моей поселится зима, бѣлыі клочья ея скудно прикроіотъ мою голову и туманъ ея омраі читъ взоръ мой. Друзья мои будутъ лежать въ полусгняві
шихъ гробахъ, и останусь я Одинъ, какъ одннокій колосм