— 219 —
А въ природѣ становилось темнѣе и темнѣе, скудно свѣ-тили на небѣ нѣсколько оставшихся звѣздъ, да и тѣ упали внизъ, какъ пожелтѣвшіѳ листья осенью, постепенно исчезали люди, а я, бѣдное дитя, тоскливо ходилъ туда и сюда и, наконецъ, остановился, передъ плетенымъ заборомъ какой-то опустѣвшей мызы, и тутъ увидѣлъ человѣка, ворочав- -шаго лопатою землю, а подлѣ него отвратительную женщину, которая держала въ фартукѣ что-то діохожее на. отрубленную человѣческую голову; это была луна, и женщина заботливо уложила ее въ открытую могилу, а позади меня стоялъ старый инвалидъ, и рыдалъ, и читалъ по складамъ: «курфирстъ благодарить своихъ подданныхъ».
• Когда я проснулся, солнце, по обыкновенно, смотрѣло ко мнѣ въ окошко, по улицамъ раздавались звуки барабана, и когда я Цошелъ пожелать добраго утра отцу моему, то засталъ его сидящимъ въ бѣломъ пудеръ-мантелѣ, передъ легконогимъ парикмахеромъ, который завивая его, разска-зывалъ: что сегодня въ ратушѣ будетъ произноситься присяга новому великому герцогу Іоахиму, который происходить изъ лучшей фамиліи и получилъ въ замужество сестру императора Наполеона; что у него очень представительная наружность и отличныя черныя кудри; что онъ скоро совершить въѣздъ въ городъ и безъ всякаго сомнѣнія понравится всѣмъ женщинамъ. Между тѣмъ, грохотъ барабана продолжалъ раздаваться по улицамъ, я вышелъ на Крыльцо и увидѣлъ марширующее французское войско—этотъ веселый народъ славы, исходившій міръ съ пѣснями и музыкой — эти весело-серьезныя лица гренадеровъ, медвѣжьи шапки, трехцвѣтныя кокарды, сверкающіе штыки—отряды вольтижеровъ, полныхъ веселости и роіпі (ГЬоппеиг, и все-могущевысокаго, вышитаго серебромъ тамбуръ-мажора, который умѣлъ подбрасывать булаву свою съ позолоченной верхушкой до первыхъ этажей, а глаза и до вторыхъ, гдѣ у окошекъ сидѣли хорошенькія дѣвушки. Я порадовался, что въ домѣ нашемъ будетъ постой—чему мать моя вовсе не радовалась—и поспѣшилъ на площадь. Теперь она приняла совершенно иной видъ, казалось, что вселенную заново выкрасили, на ратушѣ красовался новый гербъ, же-лѣзныя перила ея балкона покрыли вышитыми бархатными коврами, французскіе гренадеры стояли на часахъ, старые господа совѣтники надѣли новыя лица, и нарядились въ праздничныя платья, и смотрѣли другъ на друга
по-французски, и говорили другъ другу: «Ьоп^оиг!», изъ всѣхъ оконъ