— 274 гг-
меня, когда на послѣдней ярмаркѣ я увидѣлъ въ яавкѣ нсторію Велизарія, изображенную въ яркихъ раскрашенныхъ картинахъ, и притомъ не по исторіи Прокопія, а совершенно точно по трагедіи Шенка. «Вотъ такъ-то поддѣлы-ваютъ нсторію,—сказалъ мой ученый другъ, сопровождавшій меня: — въ ней и рѣчи нѣтъ о мщеніи оскорбленной жены, о взятомъ въ плѣнъ сынѣ, о любви дочери и т. п. НОВЫХ!» порожденіяхъ сердечнаго чувства.» Но дѣйствительно ли это недостатокъ? Дѣйствительно ли нужно возбуждать про-тивъ поэтовъ тяжбу за такія поддѣлки? Нѣтъ, я отвергаю обвиненіе. Исторія поэтами не поддѣлывается. Они пере-даютъ смыслъ ея совершенно вѣрно, хотя бы посредетвомъ ими же изобрѣтенныхъ фигуръ и обстоятельствъ. Есть народы, которымъ ихъ исторія можетъ быть передана только этимъ поэтическимъ способомъ, напримѣръ, индійцы.
А между тѣмъ, такія пѣсни, какъ Махабарата, передаютъ смыслъ индійской исторіи гораздо правильнѣе, чѣмъ любой сочинитель учебниковъ со всей своей хронологіѳй. Въ этомъ же отношеніи я смѣю утверждать, что романы Валь-теръ-Скотта иногда вѣрнѣе передавали духъ англійской исторіи, чѣмъ Юмъ; по крайней мѣрѣ, Сарторій совершенно правъ, когда онъ, въ своихъ дополненіяхъ къ Шпитлеру, причисляетъ эти романы къ источникамъ англійской исторіи.
Съ поэтами бываешь то же, что съ ясновидящими, которые внутреннее чувство, испытываемое ихъ душой отъ дѣй-ствительно внѣшнихъ причинъ, какъ бы маскируютъ, выдумывая на мѣсто этихъ причинъ совершенно Другія, внѣшнія, которыя, однако, настолько равносильны первымъ, что вызы-ваютъ то же самое чувство. Такъ и въ «Трагедіи» Иммер-мана многія внѣшнія частности созданы совершенно произвольно, но самъ герой, средоточіе чувства, выдуманъ тождественно. И если эта созданная фигура кажется чѣмъ-то въ родѣ сновидѣнія, то и ту гъ нѣтъ отступленія отъ правды. Бароиъ Гормайеръ, который въ этомъ отношеиіи можетъ быть самымъ компетентнымъ судьей, недавно, когда я имѣлъ удовольствіе говорить съ нимъ, обратилъ мое вниманіе на это обстоятельство. Мистическая внутренняя жизнь, суевѣр-ная религіозность, эпическій элементъ Андрея Гофера, Иммерманъ воспроизвелъ совершенно вѣрно. Онъ съ полной точностью возсоздалъ этого вѣрнаго голубя, который съ бле-стящимъ мечомъ въ клювѣ, какъ воинственная любовь, такъ героически леталъ по горамъ Тироля, пока мантуайская
нуля не поразила его вѣрное сердце.