— 283 гг-
дѣтей, и спустились съ горъ, и стали умирать на полѣ битвы за бѣлый мундиръ и за милые красные панталоны.
Въ сущности одно и то же—за что мы умираемъ, лишь бы за что-нибудь милое намъ, и такая теплая, вѣрная смерть лучше холодной, лишенной всякой вѣрности жизни. Уже однѣ пѣсни о такой смерти, милыя рифмы и свѣтлыя слова согрѣваютъ наше сердце, когда хотятъ омрачить его влажные туманы и назойливыя заботы.
Много подобныхъ пѣсенъ звучало въ моемъ сердцѣ, когда я проѣзжадъ тирольскія горы. Привѣтливые сосновые лѣса навѣвали мнѣ въ память многія забытыя слова любви. Особенно въ тѣ минуты, когда съ такой непостижимой грустью смотрѣли на меня болыпія синія горныя озера, думалъ я снова о двухъ дѣтяхъ, которыя такъ любили другъ друга и вмѣстѣ умерли. Это устарѣвшая иоторія, въ которую теперь и не вѣритъ никто, и которую я самъ знаю только по нѣсколышмъ строкамъ нѣсни:
Было двое дѣтей королевсккхъ, Но сойтись не могли никогда, Хоть и сильно другъ друга любили: Глубока была слишкомъ вода!
Эти олова сами собою снова звучали во мнѣ, когда я на одномъ берегу одного изъ этихъ синихъ Озеръ увидѣлъма-ленькаго мальчика, а на другомъ маленькую дѣвочку, обо-ихъ въ пестромъ туземномъ платьѣ, въ 8еленыхъ, укра-шенныхъ ленточками шляпкахъ на головахъ, и они при-вѣтдиво кланялись другъ другу...
Но сойтись йе могли ппкогда,
Глубока была слишкомъ вода!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Въ южномъ Тиролѣ погода прояснилась, итальянское ' солнце давало уже чувствовать свою близость. Горы становились все теплѣе и все болѣе блестѣли. Я видѣлъ уже виноградныя дозы, вившіяся по нимъ, и могъ уже чаще высовываться изъ экипажа. Но когда я высовываюсь, то высовывается вмѣстЬ со мною и мое сердце-, а съ серд-цемъ—вся его любовь, его грусть, его безуміе. Часто слу-1 чал ось, что отъ этого бѣдное сердце разрывали шипы, когда оно дотрагивалось до кустовъ розъ, стоявшихъ на пути, а тирольскія розы совсѣмъ недурны. Проѣзжая черезъ
НІтей-дахъ я глядя на площадь, на которой Иммерманъ за-