— 293 гг-
романтичвѣе, чѣмъ въ нашихъ чистенькихъ домикахъ съ черепичными крышами. Подъ этими лавровыми деревьями плачешь гораздо сладострастнѣе, чѣмъ подъ нашими брюзгливо зубчатыми елями, и подъ идеальными тучками голубого неба Италіи томиться гораздо отраднѣе, чѣмъ подъ пепельно-сѣрымъ нѣмецкимъ будничнымъ небомъ, на которомъ даже облака строятъ честныя мѣщанскія рожи и зѣ-ваютъ необыкновенно скучно! Оставайтесь въ моей груди, вы. скорби, нигдѣ вы не найдете такого хорошаго пріюта. Вы милы и дороги мнѣ, и нигдѣ не умѣютъ лучше меня холить васъ и ухаживать за вами, и я сознаюсь, что вы доставляете мнѣ много удовольствія. Но вообще, что такое удовольствіе? Удовольствіе ничто иное, какъ въ высшей степени пріятная боль!»
Этому монологу мелодраматически аккомпанировала раздававшаяся передъ ботегой и привлекшая сюда цѣлый кру-жокъ слушателей музыка. То было странное тріо, состоявшее изъ двухъ мужчинъ и одной молодой дѣвушки, игравшей на арфѣ. Одинъ изъ этихъ двухъ мужчинъ, одѣтый но зимнему, въ бѣіый байковый сюртукъ, былъ коренастый мужчина съ толстымъ и краснымъ лицомъ бандита, горѣв-шимъ среди черныхъ волосъ головы и бороды, какъ угрожающая комета. А между ногъ его помѣщался громадный контрабасъ, по которому онъ бѣшено водилъ смычкомъ, какъ будто только-что въ Абруцкихъ горахъ повалилъ бѣд-паго путешественника и намѣревался какъ можно скорѣе перерѣзать ему горло. Другой былъ старикъ, длинный, худощавый, дряхлыя ноги котораго болтались въ износившемся черномъ платьѣ, а бѣлые, какъ снѣгъ, волосы представляли очень жалкую противоположность съ' его комиче-скимъ пѣніемъ и дурацкими прыжками. Печально уже ви-дѣть, когда старый человѣкъ изъ нужды принужденъ пускаться на шутовство и продавать за деньги то иочтеніе, которое должны люди питать къ его годамъ; но еще пе-чальнѣе, когда онъ продѣлываетъ такія вещи въ присут-ствіп или даже въ сообществѣ своего ребейка. А эта дѣ-вушка была дочь стараго буффо, и она аккомпанировала на арфѣ неприличнѣйшимъ шуткамъ сѣдого отца, или отставляла арфу въ сторону и пѣла комическій дуэтъ, гдѣ онъ изображалъ влюбленнаго стараго щеголя, а она — его молодую, капризную любовницу. При этомъ дѣвушка была почти ребенокъ, казалось даже, какъ будто здѣсь дитя, не
достигшее еще полнаго дѣвическаго возраста, сдѣлали жен-