— 30 —
за освобожденіе. На смѣпу этого фазиса университетской жизни явился теперь другой, когда мѣсто идеальныхъ стремленій заступила грубая страсть къ попойкамъ, дракамъ, кутежамъ; когда студенчество, въ лучшемъ и благороднѣйшемъ значеніи этого слова, смѣнилось узкою, мелкою и большею частью узкою корпоративностью. Тутъ же было во всемъ ходу то шовинистской проявленіе «квасного» патріотизма, которое у нѣмцевъ называлось и называется нѣмечничествомъ и тевтонствомъ и къ кото {+-+} рому Гейне, конечно, не могъ относиться иначе, какъ съ анти-патіей; по крайней мѣрѣ, мы имѣемъ его заявленіе, что ненависть его къ «тевгонамъ» зародилась въ немъ уже въ ту пору. Прибавимъ къ этому то отвращеніе, которое Гейне, по аристократичности своего духа, свойственной всякому гспію, питалъ ко всему грубому, ко всему, въ чемъ слышалась лишенная вся-каго эстетическаго чувства «чернь», ко всему, что, по его сло-вамъ, «слишкомъ уже воняло скверпымъ сыромъ, водкой и та-бакомъ»; прибавимъ и такія частныя привычки, какъ некуреніе табаку и воздержаніе отъ спиргныхъ напитковъ — и мы легко поймемъ, почему съ огромпымъ болыпинствомъ боннской университетской молодежи онъ не имѣлъ ничего общаго. Тѣмъ тѣснѣе была его дружба — а чувство дружбы было сильно развито въ немъ — съ тѣми людьми, съ которыми сошелся онъ здѣсь. Конечно, и тутъ далеко не обходилось безъ «жуировки», на которую былъ такъ падокъ чувственный Гейне и въ которой главную роль играли женщины; по она нисколько не мѣшала членамъ этого кружка сходиться для обсужденія всяческихъ вонросовъ литературныхъ, научныхъ, общественныхъ, для чтепія другь другу своихъ произведеній, вообще для умственной работы.
Гейне относился къ этимъ занятіямъ самымъ серьезнымъ обра-зомъ, точно такъ же,какъ все серьезнѣе становилось его отношеніс къ собственной поэтической производительности; отнынѣ не-измѣпнымъ иравиломъ его, среди присущихъ всякому истииному дарованію мучительныхъ сомнѣній въ глубинѣ своего творчества, сдѣлалось: «будь строгъ къ самому себѣ»; и примѣненіе этого правила на дѣлѣ, въ продолженіе всей жизни поэта, мы можемъ
видЬть въ мпогочисленныхъ, оставшихся послѣ него автографахъ