— 414 —
въ процессіяхъ и не-сетъ ихъ свѣчи. Не сомнѣваюсь, что та личность, которую я видЬлъ сопрововдавшею одного блѣд-наго, нечальнаго священника, была сама смерть; въ тощихъ дрожащихъ костяхъ рукъ несла она свѣчу своего монаха, при этомъ добродушно и успокоительно кивала робкою лысой головенкой, и хотя сама отъ слабости едва держалась на ногахъ, но по временамъ еще поддерживала бѣднаго монаха, который съ каждымъ новымъ шагомь своимъ становился еще блѣднѣе и безсильнѣе. Спутникъ, казалось, одобрялъ его: подожди еще нѣсколдео часиковъ—и мы съ тобой будемъ дома, и я загашу свѣчу и положу тебя на постель, и тогда холоднымъ, уставшимъ ногамъ можно будетъ отдохнуть, и ты уснешь такъ крѣпко, что не услышишь дребезжащаго колокольчика св. Михаила!..
И противъ этою человѣка не стану я писатьі—поду-малъ я, когда увидѣлъ бѣднаго - блѣднаго священника, которому смерть во плоти и крови свѣтила по дорогѣ домой, въ постель.
Ахъ, собственно ни противъ кого въ этомъ мірѣ не слѣ-довало бы писать. Каждый самъ достаточно боленъ въ этомъ огромномъ лазаретЬ, и многія полемическія статья невольно напоминаютъ мнѣ отвратительную ссору, случайнымъ сви-дѣтелемъ которой мнѣ привелось быть въ маленькой краковской больнидѣ: ужасно было слышать, какъ больные насмѣіпливо выставляли на видъ Одинъ другому его недуги; какъ высохшій чахоточный издѣвался надъ раздувшимся отъ водянки, какъ Одинъ осмѣивалъ ракъ въ носу другого, а этотъ въ свою очередь—искривленіе рта и глазъ своихъ сосѣдей, —пока, наконецъ, горячечные стали выскакивать голыми изъ своихъ постелей и срывать съ другихъ болв-ныхъ одѣяла и повязки на ранахъ, и всюду только и было видно, что отвратительное бѣдствіе и изувѣченіе.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Убѣгая отъ шумной толпы, я укрылся въ уединенную церковь и, протянувшись на одной изъ старыхъ молитвен-ныхъ скамеекъ, предавался своимъ мыслямъ, открывъ до-ступъ въ мою грудь раздававшимся звукамъ органа. Тутъ
лежалъ я съ фантазирующей душой, сочиняя къ странной