«Вотъ Тоуэръ!» закричалъ вдругъ Одинъ изъ нашихъ спутниковъ, указывал на высокое зданіе, которое, какъ ігризрачный, мрачный сонъ, выступало изъ покрытаго ту-маномъ Лондона.
II.
лондонъ.
Я видѣлъ удивительнѣйшее явленіе, какое только можетъ показать міръ изумленному уму, я видѣлъ его—и до сихъ поръ изумляюсь;—до сихъ поръ возвышается въ моемъ і воспоминаніи этотъ каменный лѣсъ домовъ, а между ними— бурный потокъ живыхъ людей со всѣми ихъ разноцветными страстями, со всѣмъ ихъ ужасающи мъ стремленіемъ къ любви, къ голоду и къ ненависти. Я говорю о Лондонѣ. ! Посылайте въ Лондонъ философа, но Бога ради, не по-; сылайте туда поэта! Посылайте туда философа и поставьте • его на углу Чипъ-сайда: онъ вынесетъ оттуда больше, чѣмъ изъ всѣхъ книгъ, продававшихся на последней лейпциг-ской ярмаркѣ. И какъ будутъ шумѣть вокругъ него чело-і вѣческія волны, такъ развернется передъ нимъ цѣлое море новыхъ мыслей, вѣчный духъ, парящій здѣсь, повѣетъ на него, самыя сокрытыя тайны общественная устройства вдругъ раскроются передъ нимъ, онъ явственно услышитъ и увидить біеніе пульса вселенной; потому что, если Лондонъ—правая рука вселенной, дѣятельная, могучая правая
- рука, то улица, ведущая отъ биржи въ Доунинстритъ,
можетъ быть названа пульсомъ ея.
Но не посылайте въ Лондонъ поэта! Эта обнаженная серьезность всего окружающаго, это колоссальное однообразіе, это машинное движете, эта угрюмость самой радости, этотъ неизмѣримый Лондонъ, подавляютъ фантазію и разрываютъ сердце. А если еще вы пошлете туда поэта нѣмецкаго, этого мечтателя, который останавливается передъ каждымъ предметомъ будь онъ хоть оборванная нищая или блестя-іцій магазинъ брильянтщика—о, плохо придется ему, и за-толкаютъ его со всѣхъ сторонъ, или, пожалуй, съ кроткилъ ирикомъ: бой йаіпп! даже съ ногъ собыотъ. Сой йатп! Проклятые толчки! Я сейчасъ же увидѣлъ, что у этого народа очень много дѣіа. Онъ живетъ на большую ногу, онъ, не
смотря на то, что въ его странѣ пища и платье стоять