— 487 — ^
ное изумленіе. Такъ заканчивается вторая, страстная или декламаторская часть рѣчи. .
«Достигнувъ того, чтб считается верхомъ ораторскаго искусства, какъ бы оглянувшись кругомъ для того, чтобы посмотрѣть съ насмѣшливой улыбкой на вызванное изумленіе, ораторъ снова съеживается, и голосъ его тоже превращается въ самый странный шоиотъ какой когда-либо вылеталъ изъ груди человѣка. Эта странная способность умѣрять, или— вѣрнѣе—совсѣмъ ослаблять силу выраженія, голосъ и дви-женія—способность, которою Брумъ владѣетъ въ такомъ совершенствѣ, какое не встрѣчается ни у какого другого оратора, производит!, удивительное впечатлѣніе, а глубоко-знаменательныя, торжественныя и почти сквозь зубы про-износимыя въ концѣ слова, которыя, однако, явственно слышны до послѣдняго слога, исполнены силы волшебной, неодолимой даже тогда, когда слышишь ихъ въ первый разъ и еще не узналъ ихъ настоящаго значенія и дѣйствія. Но изъ этого охлажденія не слѣдуетъ заключать, что ораторъ или рѣчь его истощились. Эти болѣе спокойные взгляды, эти болѣе глухіе звуки отнюдь не возвѣщаютъ начала такихъ словъ, которыми ораторъ, какъ будто по-чувствовавъ, что онъ зашелъ слишкомъ далеко, хочетъ снова успокоить своихъ противниковъ. Напротивъ, тогда это съеживаніе тѣла совсѣмъ не признакъ слабости, это дониженіе голоса совсѣмъ не вѣстникъ страха и покорности: это согнулся гладіаторъ, ищущій случая тѣмъ сильнѣе охватить своего противника, это прыжокъ назадъ тигра, для того, чтобы вѣрнѣе устремиться на свою добычу; это знакъ, что Генрихъ Брумъ надѣлъ на себя полное вооруженіе и взялъ въ руки самое ■ сильное оружіе. Въ своихъ доводахъ онъ былъ ясенъ и убѣдителенъ; вызывая, точно волшеб-никъ, страсти, онъ явился немного высокомѣрнымъ, но въ то же время могущественнымъ и побѣдоноснымъ; теперь же онъ кладетъ на свой лукъ послѣднюю, громаднѣйщую стрѣлу—теперь онъ будетъ страшенъ въ своихъ нападе-ніяхъ. Горе человѣку, въ котораго этотъ взглядъ, еще недавно столь спокойный и голубой, ударитъ пламенемъ изъ-подъ таинственной темноты этихъ опущенныхъ рѣснидъ! Горе негодяю, которому эти, шопотомъ произнесенныя слова предскажутъ гибель, носящуюся надъ его головою!
<Кто, какъ иностранецъ, сегодня, быть-можетъ, въ первый разъ пришелъ на галлёрею парламента, не знаетъ, что
сейчасъ произойдетъ. Онъ видитъ только человѣка, кото-