— 566 —
я именно теперь читаю его «Парижскія Письма»,—это ужъ совсѣмъ србака, и когда онъ ворчитъ по-либеральному, то не, вводить въ заблужденіе никого, и каждый знаетъ, что это благонамѣренный пудель, никого не кусающій. Онъ то и дѣло бѣгаетъ по дворамъ, снуетъ по всѣмъ кухнямъ, и охотно бы воткнулъ рыло въ нашъ сунъ, если бъ не боялся получить пинка отъ своихъ высокихъ покровителей. А они действительно даютъ ему нинки и принимаютъ бѣдиое животное за революдіонера. Господи, Боже мой! Да вѣдь всѣ его желанія ограничиваются тѣмъ, чтобъ ему позволили свободно помахать хвостомъ, и когда онъ получаетъ это позволеніе, то съ благодарностью дижетъ золотыя шпоры укермаркскаго рыцарства! Ничего нѣтъ забавнѣе такой неутомимой подвижности рядомъ съ неутомимымъ терпѣніемъ. Это ярнѣе всего видно въ вышеуномянутыхъ «Письмахъ», гдѣ бѣдный песъ самъ разсказываетъ на каадой страниц;!*, какъ онъ спокойно стоялъ нѣсколько разъ въ хвостѣ передъ парижскими театрами... Увѣряю васъ, что онъ действительно спокойно стоялъ въ хвостѣ съ толпой, и онъ такъ прость, что самъ разсказываетъ про это. Но чтб еще хуже, чтй вподнѣ обнаруживаете пошлость его дуіпи—-это созааніе,-что онъ каждый разъ, какъ выходилъ изъ театра до окон-чанія представленія, продавалъ свою контрамарку. Правда, что онъ, какъ иностранецъ, можегь не знать, что такая продажа унижаетъ порядочнаго человѣка; но ему стоило бы только взглянуть на людей, которымъ онъ продавалъ контрамарки, чтобы замѣтить, что это только дрожди общества, мошенники и сводники—словомъ, люди, съ которыми порядочный человѣкъ не станетъ даже говорить, а тѣмъ менѣе входить въ торговыя дѣла. Очень грязенъ отъ природы долженъ быть тотъ, кто принимаетъ деньги изъ этихъ гряз-ныхъ рукъ!
Для того, чтобы не. подумали, что я вполнѣ согласенъ съ мнѣніемъ Берне о господинѣ профессорѣ Фридрихѣ фонъ-Гаумерѣ, замѣчу здѣсь къ выгодѣ этого посдѣдняго, что я считаю его, правда, грязнымъ, но не глунымъ. Слово грязный — считаю нужнымъ тоже положительно замѣтить— не должно приниматься здѣсь въ матеріальномъ смыслѣ. Иначе госпожа профессорша разразится страшнымъ гнѣ-вомъ и наиечатаетъ всѣ счеты своей прачки, на которыхъ обозначено, сколько чистыхъ фуфаекъ и манпшекъ ея любезный муженекъ перемѣнилъ въ течепіо года... И я
убѣ-жденъ, что число это велико, потому что господинъ про-