— 585 —
мѣломъ, въ какой гостиницѣ и въ какой именно день онѣ попадуть въ супъ к 1а Іогіие. Не знаю, почему этотъ раз-сказъ сильно поразилъ меня, почему я цѣлый день думалъ о несчастныхъ животныхъ, такъ спокойно ползающихъ по улицамъ Бостона и не знающихъ, что на спинѣ у нихъ положительно обозначены день и мѣсто ихъ гибели... И представите себѣ, что ночью я вдругъ увидѣлъ во снѣ моихъ друзей, нѣмецкихъ патріотовъ, нревращенныхъ въ такихъ черейахъ; они спокойно ползали взадъ и впередъ, а на спинѣ у каждаго точно такъ же было большими буквами обозначено, въ какой день и въ какомъ мѣстѣ его вбросятъ въ проклятый суповый котелъ... На слѣдующій день я со-вѣтовалъ моимъ друзьямъ остерегаться, но не смѣлъ раз-сказать имъ мой сонъ, потому что они разсердились бы на меня за то, что ихъ, людей движенія, я увидѣлъ въ образѣ неповоротливыхъ черейахъ... Но изгнаніе, изгнаніе, это ужасная вещь1.. Ахъ, какъ я завидую франпузскимъ республиканцам^ Они страдаютъ, но въ отечествѣ. До самой минуты смерти нога ихъ стоить на дорогой землѣ родины. А каково еще французамъ, которые сражаются здѣсь, въ Парижѣ, и имѣютъ передъ глазами дорогіе памятники, раз-сказывающіе имъ о подвигахъ ихъ предковъ, и утѣшающіе, и ободряющіе ихъ! Тутъ говорятъ камни и поюгь деревья, и любой камень проникнуть чувствомъ чести въ большей степени и проповѣдываеть исторію человѣческаго мученичества гораздо выразительнее, чѣмъ всѣ профессора исторической школы въ БерлинЬ и Геттингенѣ. А эти кашта-новыя деревья въ Тюильри, развѣ они не поютъ тайно Марсельезу тысячами своихъ зеленыхъ языковъ?.. Это священная почва, здѣсь слѣдовало бы прогуливаться не иначе, какъ снявъ обувь... Вотъ туть, влѣво, терраса йез Ееиіііапйз Тамъ вправо, гдѣ тянется теперь улица Риволи, происходили засѣданія якобинскаго клуба... Здѣсь, передъ нами, въ зданіи Тюильри, гремѣлъ конвентъ, собраніе титановъ, въ сравненіи съ которымъ Бонапарте, со своею молніеносной птицей, является только маленькимъ Юпитеромъ... А тамъ, напротивъ, привѣтствуетъ насъ площадь Людовика XVI... И между дворцомъ и площадью, между клубами Дез Геиіі-Іапіз и якобинскимъ, посрединѣ—лѣсъ, гдѣ каждое дерево есть цвѣтущее дерево свободы...
Но на этихъ старыхъ каштанахъ въ Тюильрійскомъ саду есть много очень гнилыхъ вѣтвей, и какъ разъ въ ту
минуту, когда Бёрне хотѣлъ закончить послѣднюю фразу,