— 602 —
Право, послѣ - этой перемѣны у меня точно камень свалился съ сердца, потому что Волі^гангъ Менцель въ своемъ на-стоящемъ видѣ былъ гораздо менѣе опасенъ, чѣмъ въ своей либеральной замаскировкѣ; я готовъ былъ обнять и рас-цѣлойатъ его, когда онъ снова началъ ратовать противъ французовъ и бранить евреевъ и снова выступилъ въ бой за Бога и отечество, за вѣру и нѣмецкіе дубы, и ужасающе шумѣлъ и бѣсновался! Сознаюсь, что на сколько мало пугалъ онъ меня въ этомъ видѣ, на столько же внушалъ страхъ въ прежніе годы, когда вдругъ имъ овладѣло восторженное сочувствіе къ іюльской революціи и французамъ, когда онъ началъ говорить свои патетическія, великодушны^ лафаейтовскія эманципаціонныя рѣчи въ защиту правъ евреевъ, когда онъ сталъ высказывать о судьбѣ міра и людей мнѣнія, въ которыхъ скалило зубы такое безбожіе, какое едва ли можно найти у самаго отчаяннаго матеріа-листа, мнѣнія, недостойныя даже тѣхъ животныхъ, которыя-питаются плодами нѣмецкихъ дубовъ. Да, въ то время онъ былъ опаснѣе, въ то время, сознаюсь, я дрожалъ предъ Вольфгангомъ Менцелемъ!
Бёрне, въ своей близорукости, никогда не понималъ истинной натуры Менцеля, и такъ какъ ренегаты, наши единомышленники, измѣнившіе свой образъ мыслей, воз-буждаютъ въ насъ гораздо болѣе негодованія, чѣмъ старые враги, то самымъ сильнымъ гнѣвомъ онъ пылалъ къ Мен-целю. Что касается меня, издавщаго почти въ это же самое время сочинеяіе противъ Менцеля, то мною руководили со-всѣмъ иныя побужденія. Менцель ни разу не обидѣлъ меня, даже самыя грубыя поношенія его не нашли уязвимаго мѣста въ моей душѣ. Впрочемъ, кто читалъ мое сочиненіе, тотъ- могъ замѣтить, что тутъ слово желало скорѣе раздразнить, чѣмъ ранить, и имѣло главною цѣлью — вызвать рыцаря нѣмечничества не на литературное, а совсѣмъ на иное поле битвы. Менцель не удовлетворилъ моему честному желанію. Не моя вина, что публика вывела изъ этого всевозможный непріятныя заключенія... Я самымъ великодупі-нымъ образомъ давалъ ему случай возстановить себя въ общественномъ мнѣніи единственнымъ поступкомъ, достой-нымъ мужчины... Я ставилъ на карту кровь и жизнь... Онъ не захотѣлъ этого.
Бѣдный Менцель! Право, я не сержусь на тебя. Ты былъ совсѣмъ не хуже другихъ. Другіе гораздо коварнѣе тебя,
они дольше ходять въ либеральномъ переодѣваньѣ. или