— 248 — •
Министерство 19 ноября 1840 г. слѣдовало бы собственно называть не министерствомъ Гизо, а министерствомъ Сульта, такъ какъ этотъ послѣдній былъ президентомъ совѣта ми-нистровъ. Но Сультъ былъ только номинальньшъ главою министерства, почти такъ же, какъ каждый король ганцовер-скій всегда носитъ титулъ ректора университета Оеог§іа Аи^ивіа, между тѣмъ какъ на самомъ дѣлѣ действительная власть ректора принадлежитъ его высокопревосходительству геттингенскому проректору въ данное время. Несмотря на офидіальное полноэластіе Сульта, о немъ никогда не было рѣчи; только по временамъ либеральныя газеты, въ тѣхъ случаяхъ, когда онѣ были имъ довольны, называли его ту-лузскимъ побѣдителемъ; когда же онъ возбуждалъ ихъ не-удовольствіе, онѣ издѣвались надъ нимъ и упорно утверждали, что при Тулузѣ онъ не одержалъ побѣды. Рѣчь была только о Гизо, и въ продолженіе многихъ лѣтъ онъ находился въ зенитѣ своей популярности у буржуазіи, которую очень уже напугала воинственность его предшественника; само собою разумѣется, что преемникъ Тьера пользовался еще большею симпатіею по ту сторону Рейна. Мы, нѣмцы, не могли простить' Тьеру того, что онъ барабаннымъ боемъ прервалъ нашъ сонъ, нашъ сладкій, растительный сонъ, и когда онъ ушелъ, мы протерли себѣ глаза и закричали: «да здравствуетъ Гизо!» Особенно ученые восхваляли Гизо въ пиндарическихъ гимнахъ, гдѣ съ точностью подражали даже просодіи, древнему стихосложенію, и Одинъ, проѣз-жавшій здѣсь нѣмецкій профессоръ филологіи увѣрялъ меня, что Гизо такъ же вели къ, какъ мой милый, гуманный другъ Тиршъ, авторъ лучшей греческой грамматики! Нѣмецкая пресса тоже восторгалась Гизо, и этотъ восторгъ, проявдяв-шійся не только въ кроткихъ, но и въ ярыхъ газетахъ, длился очень долго; помню, что еще передъ самимъ паде-ніемъ этого многопрославленнаго любимца нѣмцевъ, въ одной изъ радикальнѣйшихъ нѣмещшхъ газетъ, въ «Зреіегег 2еііи炙, я нашелъ апологію Гизо, написанную однимъ изъ тѣхъ тираноѣдовъ, которыхъ томагавкъ и скальпельный ножъ никогда не знали милосердія. Въ «АИдетеіпе 2еі-іи炙 восторженное сочувствіе къ Гизо имѣло своими представителями двухъ моихъ коллегъ: Одинъ кадилъ ѳиміамъ съ благоговѣніемъ жреца, другой сохранялъ даже въ состояніи экстаза свою сладость и манерность; оба не измѣнили себѣ до катастрофы.
Что касается меня, то съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ