— 335 — •
королемъ неанолитанскимъ, а тотъ отказался отъ сшжхъ державныхъ иравъ надъ велнкимъ герцогствомъ бергскимъ въ пользу принца Франциска, ирнходившагося илемянни-комъ императору и старшимъ сыномъ короля Голла&діи Людовика и прекрасной королевы Гортензіи. Такъ какъ этотъ иослѣдній никогда не отрекался отъ своихъ правь, и такъ какъ его княжество, захваченное Пруссіей, нослѣ его смерти (1е ^иге перешло къ сыну короля голландская, нрннцу Людовику Наполеону Бонапарте, то сей самый принцъ, нынѣ нмиераторъ французов^ есть мой законный государь.
Въ другомъ мѣстѣ, въ моихъ мемуарахъ, я разсказалъ лодробнѣе, чѣмъ могу едЬлать это здѣсь, какъ иосдѣ іюль-ской революціи я переселился въ Нарижъ, гдѣ съ тѣхъ цоръ и живу, спокойный и довольный. Чтб я дѣлалъ и чтб выстрадать во время ресгавраціи, также будетъ сообщено въ свое время, когда безкорыстная цѣль подобныхъ сообіце-ній не встрѣтнтъ сомнѣнія и не будетъ заподозрѣна... Я много сдѣлалъ и много выстрадалъ, и когда взошло во Франціи солнце іюльской революціи, я чувствовалъ себя очень утомленнымъ и нуждался въ нѣкоторомъ отдыхѣ. Съ другой стороны, воздухъ родины становился для меня съ каждымъ днемъ все вреднѣе, и я долженъ былъ серьезно подумать о иеремѣнѣ климата. Мнѣ представлялись видѣ-нія, облака пугали меня и дѣлали мнѣ всевозможныя страш-пыя гримасы. Мнѣ казалось иногда, будто солнце—прусская кокарда; ночью мнѣ снилось, что отвратительный черный коршунъ ѣстъ мою печень, и я впалъ в'ь большую меланхолію. Къ тому же я познакомился съ одним'ь ста-рымъ берлинскимъ совЬтникомъ юстицін, который провелъ много лѣтъ въ крѣиости Шііандау и разсказывалъ мнѣ, какъ цеиріятно зимой носить канда.іы. Я нашелъ, что въ самомъ дѣлѣ поступають совсѣмъ не по-христіански, но нагрѣвая людямъ хоть немного ихъ кандалы. Если бы намъ немного нагрѣвали цѣші, то онѣ не производили бы такого непріятнаго внечатлѣнія, и даже зябкія натуры могли бы хорошо переносить ихъ; слѣдовадо бы также обращать вниманіе на то, чтобы цѣпи были продушены эссенціями розъ и лавров-ь, какъ это дѣлается здѣсь. Я спросйлъ моего совѣтннка юстиціи, часію ли ему давали въ Шпандау ѣсть устрицы. Онъ отвѣтилъ, что нѣтъ,. такъ какъ Шпандау слишкомъ далеко отъ моря. И мясо, сказалъ онъ, тамъ
тоже рѣдкость, а что касается птицы, то тамъ нѣтъ ничего»