— 342 — •
чаешь въ таков высокой степени у г-жи Сталь, этого самаго крупного французского писателя въ эпоху Имперіи. Да, авторъ «Коринны» превосходить, по моему мнѣнію, всѣхъ своихъ современниковъ, и я не могу достаточно надивиться блестящему фейерверку ея издоженія; но, къ сожалѣнію, этотъ фейерверкъ оставляетъ за собой зловонный мракъ, и мы должны сознаться, что ея геній но такой безполый, ка-кимъ, по прежнему увѣренію г-жи Сталь, подобаетъ быть генію; ея геній—-женщина, онъ обладаетъ всѣми недостаг-ками и причудами женщины, и я, какъ мужчина, считалъ своей обязанностью возразить противъ блестяіцаго канкана этого генія. Это было тѣмъ необходимее, что ея сообщенія въ книгЬ «Бе ГАИетадпе» касались предметовъ, фравцу-замъ незнакомыхъ и имѣвшихъ для нихъ прелесть новизны, какъ, напримѣръ, все, чтб относится къ нѣмецкой фнлосо-фіи и романтической школѣ. Мнѣ, кажется,' что въ своей книгѣ я далъ самыя добросовѣстныя свѣдѣнія, особенно относительно первой, и время подтвердило то, что казалось не-слыханнымъ и непонятнымъ въ ту пору, когда я »то высказывала
Да, что касается нѣмѳцкой философіи, то я откровенно выболталъ школьную тайну, которая, будучи закутана въ схоластическія формулы, была извѣстна только посвящен-нымъ перваго класса. Мои разоблаченія возбудили во Фран-ціи величайшее изумленіе, и я помню, какъ весьма крупные французскіе мыслители наивно признавались мнѣ, что всегда думали, что нѣмецкая философія есть извѣстнаго рода ми-стическій туманъ, въ которомъ божество прячется, какъ въ священномъ градѣ изъ облаковъ, а что нѣмецкіе философы— восторженные пророки, проникнутые исключительно благо-честіемъ и страхомъ Божіимъ. Не моя вина, что этого никогда не было, что нѣмецкая философія есть именно прямая противоположность того, чтб до сихъ поръ мы налы* вали благочестіемъ и страхомъ Божіимъ, и что наши но-вѣйшіе философы провозгласили самый полный атѳизмъ, какъ послѣднее слово нашей нѣмецкой философіи. Безпот щадно и съ вакхическою жизнерадостностью сорвали они голубую завѣсу съ нѣмецкаго неба и воскликнули: «Смо-? трите, всѣ божества убѣжали, и тамъ, наверху, осталась еще только одна старая дѣва съ свинцовыми руками и го-рестнымъ сердцемъ—Необходимость».
Ахъ, то, чтб тогда звучало такъ странно, проповѣдуется
теперь по ту сторону Рейпа на всѣхъ крышахъ, и фана-