— 353 —
•
• «Говоря по совѣсти, мнѣ было бы пріятно, если-бъ она вовсе не появилась въ печати. Дѣло въ томъ, что послѣ появленія ея многія мнѣнія мои о многихъ вещахъ, особенно по вопросамъ религіознымъ, значительно измѣнились, и многое такое, чтб я утверждалъ тогда, противорѣчитъ теперь моимъ лучшимъ убѣжденіямъ. Но стрѣла не при-надлежитъ стрѣлку послѣ того, какъ онъ спустить ее съ лука, и слово не принадлежишь говорящему послѣ того, какъ оно слетѣло съ его устъ, а тѣмъ болѣе, когда разнесено по свѣту печатью. Правда, я могъ бы, какъ дѣлаютъ многіе писатели въ подобныхъ случаяхъ, прибѣгнуть къ смягченію выраженій, къ закрытію мысли фразою; но я всею душою ненавижу двусмысленный слова, лицемѣрные цвѣты, трусливые фиговые листы. Но у честнаго человѣка во всевозможныхъ обстоятельствахъ сохраняется неотъемлемое право открыто сознаваться въ своемъ заблужденіи, и я безстрашно пользуюсь здѣсь этимъ правомъ. Поэтому я открыто объявляю здѣсь, что все, относящееся въ настоящемъ моемъ сочиненій къ великому вопросу о божественномъ началѣ, точно такъ же ложно, какъ необдуманно. Точно такъ же необдуманно, какъ ложно, утвержденіе мое со словъ школы, что деизмъ въ теоріи совершенно истребленъ и только жалкимъ образомъ проявляется въ мірѣ явленій. Нѣтъ, неправда, что критика разума, разрушавшая доказательства бытія Божьяго, извѣстныя намъ со времени Ансельма Кентербе-рійскаго, положила конецъ и самому бытію Божьему. Деизмъ живетъ, живешь самою живою жизнью, онъ не умеръ, и меньше всего его убила новѣйшая нѣмецкая философія. Эта пауковая берлинская діалектика совершенно безсильна, она и кошку убить не въ состояніи... Я испыталъ на собствен-номъ тѣлѣ всю безопасность ея ударовъ; она все бьетъ и бьетъ, а люди, испытывающіе эти удары, все-таки остаются въ живыхъ. Привратникъ Гегелевской школы, сердитый Руге, утверждалъ нѣкогда самымъ категорическимъ образомъ, что онъ убилъ меня своею привратническою палкою въ журналѣ «НаНізсЬе ДаЬгЬіісЬег», а между тѣмъ, въ это самое время я прогуливался по парижскимъ бульварамъ, свѣжій, здоровый, и безсмертнѣе, чѣмъ когда-либо. Бѣдный, славный Руге! Впослѣдствіи онъ самъ не могъ воздержаться отъ честнѣйшаго хохота, когда здѣсь, въ Парижѣ, я сознался ему, что никогда въ глаза не видѣлъ этихъ смертоносныхъ «^ЪгЪіісЪег», и какъ мои полныя, румяныя щеки, такъ и хорошій аппетитъ, съ которымъ я глоталъ устрицы, убѣдили
Сочиненія Генриха Гейне. Т. П. 23