— 373 — •
кимъ глумленіемъ въ сравненіи съ его собственнымъ издѣ-вательствомъ, показать, какъ плачевно далеко мнѣ до его юмора, до его колоссальныхъ шутокъ.
Да, но издѣвательства, нзливаемыя на меня рокомъ, ужасны, и страшно лсестока его шутка. Смиренно сознаю я его превосходство надъ собой и склоняюсь нередъ нимъ во нрахѣ. Но если и нѣтъ во мнѣ этой высшей творческой силы, то все же въ дупгЬ моей сіяетъ вѣчный разумъ, и я могу даже шутку рока призвать на судъ этого разума и подвергнуть ее почтительной критикѣ. И тутъ, прежде всего, я осмѣлюсь высказать слѣдующее вѣрноподданнѣйшее замѣ-чаніе: мнѣ кажется, что эта жестокая шутка, которою свыше терзаютъ меня, бѣднаго, тянется ужъ слишкомъ долго; она продолжается уже болѣе шести лѣтъ, и это становится прямо-таки скучнымъ. Затѣмъ позволю себѣ также замѣтить, что эта шутка не новая, и что великій Аристофанъ 'неба уже разыгралъ ее въ другомъ случаѣ и, стало-быть, совершилъ относительно самого себя плагіатъ.
Въ подтвержденіе этихъ словъ я приведу одно мѣсто изъ «Лимбургской Хроники». Эта хроника очень интересна для тѣхъ, кто желаетъ изучить нравы и обычаи нѣмецкихъ среднихъ вѣковъ. Она описываетъ, подобно модному журналу, одѣянія какъ мужскія, такъ и женскія, появлявшіяся въ каждомъ періодѣ. Она сообщаетъ также свѣдѣній о пѣс-няхъ, которыя насвистывались и пѣлись въ каждомъ году, и приводить начальный строки изъ многихъ излюбленныхъ пѣсенъ того времени. Такъ, о 1480 годѣ она повѣствуетъ, что въ этомъ году во всей Германіи насвистывались и иѣ-лись пѣсни, которыя были слаще и пріятнѣе всѣхъ напѣ-вовъ, какіе до тѣхъ поръ были извѣстны въ нѣмецкихъ странахъ, и что старъ и младъ и далее женщины совсѣмъ іюмѣшались на нихъ, и ихъ можно было слышать съ утра до вечера; но эти пѣсни, прибавляетъ хроника, были сочинены молодымъ священникомъ, который страдалъ проказой и, скрываясь отъ всего свѣта, лшлъ въ пустынѣ. Ты, вѣрно, знаешь, любезный читатель, какой страшной напастью была въ средніе вѣка проказа, и какъ бѣдные люди, впавшіе въ эту неизлѣчимую болѣзнь, бывали исторгнуты изъ всякаго гражданскаго общества и не смѣли приближаться ни къ какому человѣческому существу. Живыми покойниками бродили они, закутанные съ головы до ногъ, съ закрываюіцимъ лицо капюшономъ и съ трещоткой въ рукахъ,
такъ-называемой трещоткой Лазаря, которою они извѣщали о своемъ