— 406 — •
никъ Людвигъ Маркусъ. Этотъ нѣмсцкій ученый, славив-шійся столько же обширностью своихъ знаній, сколько высокой нравственностью, заслуживаете чтобы мы въ этомъ смыслѣ почтили его память пѣсколькими словами.
Его семейное пололсеніе и вообще подробности его жизпп никогда не были намъ хорошо извѣстны. Насколько я знаю, онъ родился въ Дессау, въ 1798 г., отъ недостаточныхъ родителей, принадлежавшихъ къ богобоязненному іудейскому вѣроисновѣданію. Въ 1820 г. онъ пріѣхалъ въ Берлипъ, чтобы изучать медицину, но вскорѣ бросилъ эту науку. Тамъ, въ Берлинѣ, я впервые увидалъ его, и именно въ аудитор^ Гег§ля> гдѣ онъ: ^асто сджнвалъ .возлѣ меря п усердно записывалъ слова учителя. Ему было тогда двадцать два года, но его наружность была далеко не юношеская. Маленькое тощее тѣльце, какъ у восьмилѣтняго мальчика, а въ лицѣ старческое выраженіе, какое встрѣчается обыкновенно при искривленіи позвоночнаго столба. Однако^ этого тѣлеснаго недостатка у него не замѣчалось, и это-то именно и удивляло всѣхъ. Тѣ, кто лично знали покойнаго Моисея Мендельсона, поражались сходствомъ, которое1 представляли черты лица Маркуса съ чертами этого эна-менитаго философа, который, по странному стеченію обсто-ятельствъ, былъ также родомъ изъ Дессау. Если бы хро-нологія и добродѣтель не представляли слишкомъ рѣши-' тедьнаго ручательства за достоночтеннаго Моисея, то у насъ могла бы возникнуть игривая мысль на этотъ счетъ.
Но по духу Маркусъ былъ, дѣйствительно, очень близ-кимъ родственникомъ этого великаго реформатора нѣмец- 1 кихъ евреевъ, и въ его душѣ также жили величайшее без-корыстіе, терпѣливая безропотность, сіфомное чувство справедливости, снисходительное презрѣніѳ ко злу и непреклонная желѣзная любовь къ угнетеннымъ единовѣрцамъ. Участь этихъ послѣднихъ составляла и для Маркуса, какъ для того Моисея, мучительно жгучее средоточеніе всѣхъ его мыслей, сердце его жизни. Уже и тогда, въ Берлинѣ, Маркусъ былъ полигисторомъ; онъ изслѣдовалъ всѣ области зйайія, проглатыиалъ цѣлыя библіотеки, рылся во всѣхъ со^ровиіцницахъ языковъ какъ древнихъ, такъ и новыхъ врёменъ, и, въ концѣ концовъ, его любимой наукой сдѣладясь географія какъ въ самомъ широкомъ, такъ и въ самомъ спеціальиомъ смьклѣ; не было на земномъ шарѣ ни одного факта, ни одной развалины, ни одного нарѣчія, ни 1
одкой глупости,0 ни одного цвѣтка, которыхъ бы онъ но