— 44о —
лесной красоты и великолѣпныхъ одеждъ, которыя позволили бы ему побѣдоносно бороться съ рыцаремъ Парисомъ;. кромѣ того, ему нуженъ конь, чтобы тотчасъ летѣть въ Трою. Желаніе его исполняется, и тогда они оба уходятъ,. послѣ чего немедленно появляются, внѣ балагана, верхомъ на высокихъ логаадяхъ. Они сбрасываютъ съ себя плащиг н вотъ передъ нами какъ Фаустъ, такъ и Астаротъ, въ блестящихъ мишурой костюмахъ англійскихъ наѣздниковъ,. исполняютъ на своихъ лошадяхъ самыя удивительныя штуки, къ глубокому изумленно лошадиныхъ барышниковъ, которые столпились вокругъ со своими ганноверско-красными лицами* п отъ восторга хлопаютъ себя по штанамъ изъ желтой кожи, выражая этимъ такіе аплодисменты, какихъ я до тѣхъ поръ не слыхалъ ни при одномъ драматическомъ представленіи. Астаротъ въ самомъ дѣлѣ весьма граціозно ѣхалъ на своей лошади, теперь онъ былъ стройная, красивая дѣвушка съ огромными, черными адскими глазами. Фаустъ въ своемъ блестящемъ костюмѣ былъ тоже красивый парень и гарцо-валъ на лошади лучше всѣхъ нѣмецкихъ докторовъ, какихъ я когда-либо видѣлъ верхомъ. Оба объѣхали кругомъ сцены,, на которой теперь красовался городъ Троя, а на стѣнахъ ея—прекрасная Елена.
Неизмеримо важное значеніе имѣетъ появленіе въ ло-гендѣ о ФаусгЬ прекрасной Елены. Оно прежде всего ха-рактеризуетъ эпоху возникновенія этой легенды и откры-ваетъ намъ самую сокровенную ея мысль. Этотъ вѣчно цвѣ-тущій идеалъ красоты и граціи, эта греческая Елена, которая въ одно прекрасное утро является въ Виттенбергѣ, какъ супруга господина доктора Фауста, есть не что иное, какъ сама Грсція и эллинизмъ, внезапно всплывшіе на-верхъ въ сердцѣ Германіи, точпо силою магическихъ закли-наній. Но чудесная книга, заключавшая йъ себѣ самыя могучія изъ этихъ заклипаній, называлась Гомеръ, и онъ-то былъ настоящій великій «Ключъ Ада», обольстивиіій и околдовавшій Фауста и такое множество его современниковъ. Фаустъ, какъ историческій, такъ и легендарный, былъ Одинъ изъ гЬхъ гуманистовъ, которые съ энтузіазмомъ распространяли въ Германіи греческій духъ, греческую науку и греческое искусство. Центромъ этой пропаганды быль въ тю время Римъ, гдѣ древнимъ божествамъ покланялись самые знатные прелаты и даже самъ папа, соединявшій въ себѣ санъ языческаго ропШех тахішиз съ званіемъ
вер-ховиаго владыки христіапской церкви. То была такъ-назы-