торый тріумфалъный гробъ войдетъ въ Сену? Во Франціи, шумной странѣ движенія, въ теченіе шести мѣсяцевъ мо-гутъ произойти самыя удивительныя вещи; Тьеръ можетъ къ тому времени сдѣлаться опять частнымъ человѣкомъ (чего мы очень желаемъ), или утратить всю свою министерскую популярность (чего мы очень боимся), Франдія можетъ впутаться въ войну, и тогда изъ праха Наполеона вылетитъ, пожалуй, нѣсколько искръ, въ самомъ близкомъ сосѣдствѣ отъ кресла, покрытаго краснымъ бархатомъ!
Создалъ ли I4. Тьеръ эту опасность, чтобъ сдѣлать себя необходимымъ, такъ какъ всѣ вѣратъ также въ его искусство успѣшно устранять всѣ, имъ самимъ созданный, опасности, или же ищетъ онъ въ бонапартизмѣ блистательное убѣжище на тотъ случай, если ему придется разорвать всѣ связи съ орлеанизмомъ? Г. Тьеръ знаетъ очень хорошо, что если онъ, вернувшись въ оппозицію, поможетъ ниспро-верженію нынѣшняго трона, то республиканцы станутъ во главѣ правленія и за лучшую услугу отплатятъ ему худшею благодарностью; а въ самомъ благопріятномъ случаѣ они незамѣтно оттолкнуть его въ сторону. Спотыкаясь объ эти грубые булыжники добродѣтели, онъ можетъ легко свернуть себѣ шею и въ добавокъ подвергнуться посмѣянію. Но отъ бонапартизма ему не зачѣмъ было бы бояться такихъ вещей, если бъ онъ содѣйствовалъ его возстановленію. И во Франціи легче было бы снова основать бонапартистское правленіе, чѣмъ республику.
Французы, имѣющіе всѣ республиканскія свойства, но своей натурѣ вполнѣ бонапартисты. У нихъ нѣтъ простоты, довольства малымъ, внутренняго и внѣшняго спокойствія; они любятъ войну ради войны, даже во время мира вся ихъ жизнь—шумъ и война; старики и молодые любятъ забавляться барабаннымъ боемъ и запахомъ пороха, трескучими эффектами всевозможныхъ родовъ.
Лестыо врожденному бонапартизму французовъ г. Тьеръ пріобрѣлъ себѣ между ними необыкновеннѣйпіую популярность. Или, можетъ-быть, онъ сдѣлался популяренъ потому, что онъ самъ маленькій Наполеонъ, какъ назвалъ его недавно Одинъ нѣмецкііі корреспондентъ? Маленькій Наполеонъ! Малснысій готическій соборъ! Готическій соборъ тѣмъ именно и иовергаетъ насъ въ изумленіе, что онъ такъ колоссаленъ, такъ великъ. Въ масштабѣ новаго времени онъ теряетт, всякое значеніе. Тьеръ, конечно, больше, чѣмъ такой
крошечный соборикъ. Своимъ умомъ онъ превосходить всѣ