г
— 147 —
Бурьеннъ, мелкій Бурьеннъ, продажный крупье въ азартной игрѣ Наполеоновской Имперіи, жалкая душонка, наме-каетъ гдѣ-то въ своихъ «Мемуарахъ», что по всей вѣроят-ности денежный затрудненія подвинули Наполеона Бонапарте въ началѣ его карьеры на великія предпріятія. Та-кішъ же образомъ нѣкоторые глубокіе мыслители не только считаютъ графа Мирабо причиной гибели французской мо-нархіи, но даже увѣряютъ, что онъ былъ такъ обремененъ долгами и такъ нуждался въ деньгахъ, что могъ выйти изъ затрудненія, только опрокинувъ весь существуіощій строй. Я не стану долѣе распространяться объ этихъ не-лѣпостяхъ, но не упомянуть о нихъ не могъ, потому что именно въ послѣднее время они могли расцвѣсть особенно пышно, такъ какъ на Мирабо смотрятъ теперь, какъ на пстиннаго представителя перваго фазиса революціи, начинающаяся и заканчивающаяся вмѣстѣ съ Національнымъ Собраніѳмъ. Какъ таковой, онъ сдѣлался народнымъ геро-емъ, о немъ говорятъ ежедневно, его встрѣчаешь на каж-домъ шагу въ рисункахъ или въ изваяніяхъ, его изобра-жаютъ на всѣхъ, французскихъ театрахъ во всѣхъ его ви-дахъ: бѣднымъ и необузданньтмъ, любящимъ и ненавидя-щимъ, смѣющимся и скрежещущимъ зубами, беззаботно заваленнымъ долгами богомъ, которому принадлежали небо и земля и который былъ способенъ проиграть въ фараонъ свою послѣднюю звѣзду и свой послѣдній луидоръ; Самсо-номъ, низвергающимъ столбы государства, чтобы похоронить подъ развалинами рухнувшаго зданія требующихъ съ него уплаты долга филистимлянъ; Геркулесомъ, на перепутья поладившимъ съ обѣими дамами и сумѣвшимъ въ объятіяхъ порока найти отдохновеніе отъ требуемаго добро-дѣтелыо напряженія; Аріель-Калибаномъ, «сіяющимъ гені-альностью и безобразіемъ», котораго отрезвляла проза любви отъ опьянѣнія поэзіей ума; просвѣтленнымъ, достой-нымъ поклоненія развратникомъ свободы; гермафродитомъ, котораго могъ описать только Жюль Жаненъ.
Именно благодаря этимъ нравственнымъ противорѣчіямъ въ характеръ и жизни, Мирабо и является истиннымъ представителемъ своего времени, которое было такъ же распутно и возвышенно, такъ же въ долгахъ и богато, которое, такъ же сидя въ тюрьмѣ, писало самые скабрезные романы,, но вмѣстѣ съ тѣмъ и самыя благородный освободительныя сочиненій, и которое затѣмъ, хотя и обремененное еще жшудреннымъ парикомъ и обрывкомъ старой позорной
10*