— 278 —
кимъ обезчещивающимъ, какъ у насъ, то упрекъ въ жестокости его не смягчается этимъ обстоятельствомъ. Этотъ упрекъ, однако, касается не англійскаго народа, а аристо-кратіи, понимающей подъ благосостояніемъ Англіи только прочность своего собственнаго господства. Свободнымъ лю-дямъ съ свободнымъ чувствомъ чести эта деспотическая компанія не можетъ вѣрить; ей нужна слѣпая покорность сѣченныхъ рабовъ. Англійскій солдатъ долженъ быть отъ головы до йогъ машиною, автоматомъ, марширѵющимъ и стрѣляющимъ по командѣ. Вслѣдствіе этого англійскому военачальнику не зачѣмъ быть какою-нибудь значительною личностью. Такой военачальникъ нуженъ свободнымъ французами которыми руководить энтузіазмъ и которые нѣкогда, опьяненные пламенемъ души своего великаго полководца, точно въ опьяненіи, завоевали міръ. Англійскій солдатъ не нуждается ни въ иолководцѣ, ни даже въ фельдмаршала скомъ жезлѣ, а ему нужна только капральская палка, которая, какъ и слѣдуетъ ожидать отъ куска дерева, испол-няетъ всѣ хитро-разсчитанныя министерская ннструкціи весьма спокойно и точно. И—увы!—такъ какъ мнѣ уже пришлось ее похвалить, то я сознаюсь, что превосходнѣйшей палкой такого рода былъ этотъ... Веллингтонъ, этотъ угловато вырубленный чурбанъ, двигающійся совершенно но шнурку, за который тянегь аристократія, этотъ деревянный народный вампиръ съ деревяннымъ взглядомъ (Ѵоосіеп Іоок, какъ говорить Байронъ) и, прибавлю я, съ деревяннымъ сердцемъ. Не шутя, старая Англія можетъ причислить его къ тѣмъ деревяннымъ охранительнымъ стѣнамъ, которыми она постоянно хвастается.
Генералъ Фуа, въ своей исторіи войны на Пиренейскомъ полуостровѣ, весьма вѣрно изобразилъ различіе между французскими и англійскими военными, и дисциплиною тѣхъ и другихъ; и это изображеніе показываетъ намъ, чтб можетъ сдѣлать изъ солдата чувство чести, и чтб—розги.
Надо надѣяться, что жестокая система, которой слѣдуетъ англійская аристократія, продержится недолго, и что Джонъ Булль сломаетъ на-двое свою правящую капральскую палку. Потому что Джонъ хорошій христіанинъ, онъ кротокъ и благонамѣренъ, онъ стоиетъ о жестокости своихъ законовъ, и въ сердцѣ его обитаетъ человѣчественность. По этому случаю я могъ бы рассказать превосходную исторію.
Въ другой разъ!