— 376 —
и бургграфами. Въ сущности это меня нисколько не касается, и народъ имѣетъ, конечно, право быть скучнымъ и приторнымъ, сколько ему угодно, тЬмъ болѣе, что это тотъ народъ, который до сихъ поръ былъ самымъ умнымъ и са-мымъ геройскимъ, какой когда-либо сражался на нашей землѣ. Но я все-таки отчасти заинтересованъ въ этомъ пре-вращеніи, потому что одновременно съ отреченіемъ отъ сатаны и его прелестей, французы уступили также рейнскія провинціи, и при этомъ случаѣ я сдЬлался пруссакомъ. Да, какъ ни ужасно звучитъ это слово, я пруссакъ, пруссакъ по праву завоеванія. Только съ большими усиліями, когда уже стало совсѣмъ не въ моготу, удалось мнѣ сбросить съ себя это иго, и съ тѣхъ поръ я живу, какъ ргизвіеп ІіЬёгё, здѣсь въ Парижѣ, гдѣ немедленно по прибытіи моемъ од-нимъ изъ важнѣйшихъ моихъ занятій сдѣлалось веденіе войны противъ господствующей книги мадамъ Сталь.
Я исноднилъ эту задачу въ рядѣ статей, которыя вслѣдъ за тѣмъ были изданы мною особой книгой подъ заглавіемъ «Бе ГАГешадпе». Отъ меня далека мысль такимъ выбо-ромъ заглавія вступить въ литературное соперничество съ сочиненіемъ знаменитой женщины. Я Одинъ изъ усерднѣй-шихъ почитателей ея умственныхъ способностей; она геній, но, къ сожалѣнію, у этого'генія есть подъ, и притомъ жен-скій. Я считалъ долгомъ мужчины опровергать эти блиста-тельныя сплетни, дѣйствовавшія тѣмъ опаснѣе, что въ этихъ подробностяхъ о Германіи заключалась масса вещей, которыя до тѣхъ поръ были неизвѣстны во Франціи и теперь очаровывали умы прелестью новизны. На отдѣльныхъ опшб-кахъ и извраіценіяхъ я не останавливался и ограничился главнымъ образомъ уясненіемъ для французовъ истиннаго значеиія той романтической школы, которую такъ прославляла и превозносила мадамъ Сталь. Я показалъ, что эта школа была не что иное, какъ куча червячковъ, которыми святой рыбакъ въ Римѣ умѣетъ отлично пользоваться для ловли на удочку душъ. Съ тѣхъ поръ и у многихъ французовъ открылись глаза относительно этого предмета, и даже самыя христіанскія души убѣдились, что я былъ совершенно нравъ, показывая имъ въ нѣмецкомъ зеркалѣ тѣ происки, которые ползали также и во Франціи и теперь смѣлѣе, чѣмъ когда либо, поднимаютъ свои остриженныя головы.
Сверхъ того,- я.хотѣлъ сообщить.правильныя свѣдѣнія о
нѣмецкой философіи, и кажется, это мнѣ удалось. Я откро-