— 42 —
III.
Парижъ, 10 февраля.
Авторомъ предыдущей статьи руководилъ вѣрный тактъ, когда, порицая страсть къ отличіямъ, которою французы заражены сильнѣе, чѣмъ нѣмецкія женщины, онъ упомянулъ въ числѣ этихъ послѣднихъ, въ видѣ исключенія, одного нѣмецкаго писателя, прославйвшагося, какъ художественный критикъ и переводчикъ. Этотъ писатель—исключеніе, омигрировавшій сюда въ прошломъ году вслѣдствіе нѣмец-кихъ смутъ, которыя вызвалъ онъ самъ нѣкоторыми изъ своихъ альманаховскихъ ксеній, и получившій съ тѣхъ поръ отъ его величества короля Людовика Филиппа I орденъ Почетнаго Легіона, къ сожалѣнію, обратилъ на себя своей ревностной погоней за знаками отличія такое, вниманіе мно-гихъ французовъ, что указаніемъ на него они могугь ослаблять всякое обвиненіе въ суетности, раздающееся про-тивъ нихъ изъ-за Рейна. По свойственному имъ коварству они даже не опубликовали пожалованія этого ордена во французскихъ газетахъ; а такъ какъ нѣмцы чувствовали, что въ лицѣ ихъ соотечественника оказана честь и имъ самимъ, и изъ скромности неохотно говорили объ этомъ, то это, одинаково важное для обѣихъ странъ событіе оставалось до сихъ поръ мало извѣстнымъ. Такое упущеніе н замалчиваніе было новому кавалеру ордена тѣмъ непріят-нѣе, что въ его присутствіи громко шептали, что орденъ, хотя и полученный имъ изъ собственныхъ рукъ королевы, не имѣетъ никакого значенія до тѣхъ поръ, пока объ этомъ не будетъ объявлено въ «Монитерѣ». Новый кавалеръ старался, чтобъ помогли этому горю, но тутъ явилось еще болѣе серьезное возраженіе, именно, что патентъ на орденъ, пожалованный королемъ, не имѣетъ никакой силы, если онъ не скрѣпленъ подписью министра. Нашъ кавалеръ получилъ свой орденъ отъ короля при посредствѣ нѣсколькихъ док-тринеровъ, родственниковъ одной очень знаменитой дамы, которая одно время носилась съ нимъ какъ съ «писанной торбой», и говорятъ, что король нашелъ во всемъ его суще-ствѣ разительное сходство со своей покойной воспитательницей, мадамъ де-Жанлисъ, и захотѣлъ почтить ее и послѣ ея смерти въ лицѣ ея двойника. Но министры, которые при взглядѣ на него не ощущаюгь никакого душевнаго умиленія и ошибочно считаютъ его за нѣмецкаго либерала, боятся
укрѣпленіемъ патента оскорбить абсолютный правительства.