— 445 —
да простить намъ авторъ строгое порицаніе—вовсе не образъ: Что-то расплывчатое, недосказанное, чрезмѣрно мягкое, за-мѣчаемое нами въ э'гомъ лицѣ, можетъ-быть, и должно представлять собой его характеръ, мы даже готовы признать, что эти черты составляютъ характеръ, но онѣ отнимаютъ у него всякую внѣшнюю образность. То же самое относится іі къ графу Ранцау, отличающемуся не столько аристократиз-момъ, сколько внутреннимъ благородствомъ, и расплывающемуся, подобно Струэнзе, въ сентиментальности, этомъ наслѣдственномъ порокѣ беровскихъ героевъ; только загля-нувъ ему въ самое сердце, видимъ мы, что это все-таки характеръ, хотя и слабо начертанный, но все же характеръ. Его ненависть къ королевѣ Юліаніи, съ которой онъ, тѣмъ не менѣе, заключаетъ союзъ противъ Струэнзе, и нѣсколько тому подобныхъ чертъ, придаютъ ему внутреннюю содержательность, индивидуальность, однимъ словомъ, характеръ. Только:что сказанное справедливо до нѣкоторой степени и относительно пастора Струэнзе; это лицо, которое Одинъ изъ нашихъ друзей совершенно неосновательно считалъ сним-комъ съ отца въ делавиньевскомъ «Паріи», это лицо получило внѣшній видъ, можетъ-быть, благодаря не столько автору, сколько личности изображавшая его актера. Высокая фигура Эслера въ этой роли, т. е. въ роли реформатскаго пастора, напоминала намъ собой колоссальный старокатоли-ческій соборъ. передѣланный для протестантскаго богослу-женія; на стѣнахъ красивые образа частью поломаны, часты») замазаны свѣжей известкой, колонны стоять голыя и холодный, но слова, раздающіяся такъ гулко и сухо со вновь сооруженной каѳедрьт, все-таки слово Божіе. Такимъ представился намъ Эслеръ, особенно въ той сцснѣ, гдѣ пасторъ Струэнзе благословляетъ своего сына чуть не въ литурги-ческомъ тонѣ.
Характеръ королевы Каролины Матильды, само собой разумеется, есть милая женственность, и если мы не ошибаемся, то передъ взоромъ поэта мелькалъ при этомъ образъ несчастной Маріи Антуанеты, точно такъ же, какъ и сцена осады, въ которой мятежный войска идутъ приступомъ на королевскій дворецъ, вызвала въ нашей памяти знаменательный штурмъ Тюильри. Фигура королевы получила рельефность также благодаря игравшей ее актрисѣ, дѣвицѣ Га-генъ, которая, въ началѣ второго дѣйствія, сидя на крас-номъ, окаймленномъ золотомъ креслѣ, смотрѣла точь въ
точь такъ же привѣтливо, какъ на картинѣ Штилера, ко-