— 498 —
Послѣ моей матери, этимъ воспитаніемъ особенно занялся дядя мой, Симонъ де-ГБльдернъ. Онъ умеръ уже двадцать лѣтъ назадъ. Это былъ чудакъ невзрачной, даже комической наружности. Фигурка маленькая и толстенькая, лицо блѣдно-ватое и строгое, а носъ, хотя гречески прямолинейный, но конечно на цѣлую треть длиннѣе тѣхъ носовъ, которыми обыкновенно обладали греки.
Говорятъ, что въ молодости носъ этотъ былъ обыкновенной величины и что дядя черезчуръ вытянулъ его только вслѣдствіѳ дурной привычки постоянно его подергивать. Когда мы, дѣти, спрашивали дядю, правда ли это, онъ очень сердился и бранилъ насъ за такія непочтительныя рѣчи, а потомъ тотчасъ снова принимался дергать себя за носъ.
Онъ одѣвался совсѣмъ по-старофранкски, носилъ короткія брюки, бѣлые шелковые чулки, башмаки съ пряжками и по старой модѣ довольно длинную косу, которая, когда чело-вѣчекъ рѣменилъ по улицамъ, болталась у него съ плеча на плечо, выдѣлывала всевозможные кабріоли и какъ будто насмѣхал^сь надъ своимъ господиномъ за его спиною.
Часто, когда добрый дядюшка сидѣлъ, задумавшись, или читалъ газету, я не могъ удержаться отъ преступнаго же-ланія украдкой дернуть его за косичку, точно это былъ звонокъ у дверей, на что дядюшка также очень сердился, воздымая руки къ небу и жалуясь, что молодое поколѣніѳ ни къ чему уже болѣе не питаетъ уваженія, перестало бояться и божескихъ, и человѣческихъ законовъ й, наконецъ, станетъ ругаться и надъ святынею.
Но если наружность этого человѣка не могла вселять къ нему уваженія, то тѣмъ почтеннѣе были внутреннія его качества, его сердце, и то было прекраснѣйшее, благороднѣй-шее сердце, какое я только зналъ на свѣтѣ. Честность его намоминала ригоризмъ чести въ старыхъ испанскихъ дра-махъ; а въ отношеніи вѣрности походилъ онъ на героевъ ихъ. Онъ никогда не имѣлъ случая сдѣлаться «врачомъ своей чести», но былъ «стойкимъ принцемъ», съ такимъ же рыцарскимъ величіемъ, хотя не декламировалъ четырех-стопныхъ трохеевъ, вовсе не жаждалъ умереть со славою и вмѣсто блестящаго рыцарскаго плаща носилъ невзрачный сюртучокъ съ загнутыми назадъ полами, въ родѣ хвоста трясогузки.
Онъ отнюдь не принадлежатъ къ враждебнымъ
чувственности аскетамъ, любилъ ярмарочные праздники и кабачокъ