— 510 —
чается на лицахъ людей, носящихъ пудру, и удачно сгла-живаетъ неопределенность чертъ. Тѣмъ, что живодисѳцъ на означенномъ портретѣ окружилъ розоватое лицо рамкою изъ бѣлыхъ напудренныхъ волосъ и такого же бѣлаго галстука, онъ придалъ ему посредствомъ контраста болѣе сильный колоритъ, и оно выступаетъ болѣе рельефно.
И пунцовый цвѣтъ кафтана, такъ непріятно рѣжущій глазъ на картинахъ, пнсанныхъ масляными красками, здѣсь, напротивъ, производить хорошій эффекта, потому что этихъ пріятно смягчается розовый цвѣтъ лица.
Типъ красоты, сказывавшійся въ чертахъ этого лица, не напоминалъ ни строго цѣломудренной идеальности греческихъ художественныхъ произведеній, ни спиритуалистически меч-тательнаго, но иропитаннаго языческимъ здоровьемъ, стиля Возрожденія; нѣтъ, этотъ портрета, напротивъ, вполнѣ но-силъ на себѣ характеръ эпохи, которая сама не имѣла никакого характера, которая любила меньше красоту, чѣмъ все хорошенькое, миловидное, кокетливо граціозноѳ; эпохи, возводившей приторность до поэзіи; той слащавой, вычурной эпохи рококо, которая называлась также «эпохою волосныхъ кошельковъ» и действительно носила, въ видѣ своего характеристическая признака, волосные кошельки, только не на лбу, а на затылкѣ. Если бы изображедіе моего отца на вышеупомянутомъ портретѣ было нѣсколько болѣе въ ми-ніатюрѣ, то можно было бы подумать, что нарисовалъ его чудесный Ватто для того, чтобы онъ красовался на вѣерѣ маркизы Помпадуръ, окруженный фантастическими арабесками изъ пестрыхъ драгоцѣнныхъ каменьевъ и эолотой мишуры.
Заслуживаете вниманія, быть-можетъ, то обстоятельство, что отецъ мой и въ позднѣйшіе годы оставался вѣренъ старинной модѣ и пудрился до самой своей кончины, хотя волосы у него были самые прекрасные, какіе только можно себѣ представить. Они были бѣлокураго, почти золотого цвѣта и отличались мягкостью, какую я находиіъ только въ китайскомъ шелкѣ-сырцѣ. Волосной кошелекъ онъ, конечно, также охотно бы сохранилъ, но прогрессивный духъ времени былъ неумолимъ. Изъ такого затруднительнаго по-ложенія батюшка придумалъ для себя успокоительный выходъ. Онъ пожертвовалъ только формою—чернымъ мѣшоч-комъ, кошелькомъ; длинные же локоны изъ собственныхъ волосъ заплетались въ широкій шиньонъ, прикрѣпленный
къ головѣ маленькою гребенкою. Этотъ шиньонъ* при мят-