Гдѣ мой Масманъ, великій и ловкій гимнастъ?
Я его со слезами лишился.
«Я такою утратой душевно разбитъ,
50 И печаль меня сильная гложетъ…
Кто, какъ онъ, для меня на громаднѣйшій столбъ
Такъ проворно вскарабкаться можетъ?
«Я не вижу коротенькихъ ножекъ его,
Носа плоскаго съ круглой спиною.
55 Онъ какъ пудель, бывало, изящно, легко
Кувыркался въ травѣ предо мною.
«Онъ нѣмецкій старинный языкъ только зналъ,
Языкъ Цейне и Яково-Гриммскій;
Иностранные всѣ были чужды ему,
60 И особенно — грековъ и римскій.
«Пилъ всегда онъ, какъ истый въ душѣ патріотъ,
Желудковое кофе безмѣрно,
Ѣлъ при этомъ французовъ и лимбургскій сыръ,
И послѣдній вонялъ очень скверно.
65 «О, мой родичъ, ты Масмана мнѣ возврати!
Ликъ его между лицами то же,
Что я самъ, какъ поэтъ, межъ поэтовъ другихъ…
Велико мое горе, о, Боже!
«О, мой родичъ, Корнельуса съ Шеллингомъ ты
70 Удержи (что и Рюккерта можно
Удержать — въ томъ, конечно, сомнѣнія нѣтъ);
Только Масмана дай неотложно.
«О, мой родичъ! Довольствуйся въ жизни своей
Столь завидной и славной судьбою.
75 Я, который въ Германіи первымъ могъ быть,
Я — второй только рядомъ съ тобою…»
Въ за́мкѣ мюнхенскомъ въ старой капеллѣ стоитъ
Съ кротко ясной улыбкой Мадонна,
И Ребенокъ, отрада земли и небесъ,
80 Къ ней склонился на чистое лоно.
Этотъ образъ увидя, баварскій король
Передъ нимъ на колѣни склонился
