Горе! Мы погибли! Смерть виситъ надъ нами!..
Вотъ ужъ эти крысы передъ воротами…
35 Бургомистръ почтенный ужасомъ объятъ
Растерялся мудрый городской сенатъ…
Городъ огласился криками и стономъ,
Звуками оружья, колоколънымъ звономъ…
Страшная опасность! Все пропасть должно,
40 Что́ стоитъ на свѣтѣ крѣпко и давно!
Тщетны всѣ усилья, бѣдненькія дѣти!
Ахъ, ни эти пушки, ни молитвы эти,
Ни указы мудрыхъ городскихъ властей
Не спасутъ васъ нынче отъ такихъ гостей.
45 Не спасутъ и фразы, доводы разсудка —
На манеръ извѣстный новая погудка…
Крысу не поймаешь въ тонкій силлогизмъ,
Крыса перепрыгнетъ чрезъ любой софизмъ.
Ахъ, въ желудкѣ тощемъ пониманье тупо:
50 Признаетъ онъ только аргументы супа,
Подчиниться можетъ логикѣ одной —
Мяса съ геттингенской сочной ветчиной.
Глупый безсловесный поросенокъ съ саломъ
Цѣнится дороже крысой-радикаломъ,
55 Чѣмъ любой ораторъ — превзойди хоть онъ
Мирабо, будь даже новый Цицеронъ!..
Въ Германіи, драгой моей отчизнѣ,
Куда ни глянь — растутъ деревья жизни;
Плоды манятъ… но только на бѣду,
Все чучела разставлены въ саду.
5 А мы, — увы! — на воробьевъ похожи —
И насъ страшатъ всѣхъ этихъ чучелъ рожи…
Какъ вишенки не рдѣютъ на вѣтвяхъ,
Мы все поемъ съ смиреніемъ въ сердцахъ:
Ахъ, вишенки снаружи, правда, кра́сны,
10 Но косточки внутри ея опасны;
И только тамъ, въ надзвѣздной вышинѣ,
Въ ея садахъ — безъ косточекъ онѣ.
