— '235 —
Повѣрило злой вѣсти злое сердце, И стана я невѣстою другого! Любить тебя, какъ брата, буду я,— Алманзоръ милый, будь и ты мнѣ братомъ!
(Она задумывается и, вздыхая, произносить имя Алманзора. Алманзоръ приближается къ ней незаметно, кладетъ руки на ея плечи и съ улыбкой, вздыхая, произносить тѣмъ жѳ тономъ имя Зюлеймы).
Зюлейма.
(Съ испуюмъ оглядывается и долго смотритъ на него). Ты много измѣнился, мой Алманзоръ! Ты съ виду крѣпкій мужъ; но у тебя Еще привычки юности остались, И ты попрежнему меня пугаешь, Когда съ цвѣтами я веду бесѣду.
Алманзоръ (съ веселою улыбкою). Скажи мнѣ, милая, какой цвѣтокъ Алманзоромъ зовутъ? Такое имя Прилично лишь печальному цвѣтку.
Зюлейма.
Скажи мнѣ прежде, дикій, мрачный другъ, Кто этотъ иризракъ былъ сегодня ночью?
Алманзоръ.
Мой старый другъ; онъ и тебѣ знакомъ— Старикъ Гассанъ; за мною онъ повсюду, Какъ вѣрный песъ, заботливо слѣдитъ... О, милая! Оставь свой видъ суровый, И сбрось покровъ, чтб такъ мрачить твой взорт», Какъ мотылекъ стряхнетъ свою личинку И въ радужныхъ является цвѣтахъ, Такъ сбросила земля тяжелый мракъ, Которымъ ночь главу ея скрывала. Ее лобзаетъ утреннее солнце, Въ лѣсу зеленомъ раздается пѣнье, Фонтанъ кипитъ и сыплетъ брилліанты, Восторга слезы блещутъ на цвѣтахъ. Лучъ дня—волшебный жезлъ: онъ пробудилъ И пѣсни, и цвѣты, и могъ бы даже Разсѣять мракъ въ Алманзора душѣ.
Зюлейма.
Не вѣрь цвѣтамъ, плѣняющимъ тебя,