— '236 —
Ни пѣснямъ, чтб влекутъ тебя сюда: Онѣ влекутъ къ погибели и смерти.
Алманзоръ.
Нѣтъ, я не оступлю и передъ смертью. Мнѣ такъ привѣтно здѣсь, такъ хорошо! Вновь возстаютъ мечты златыя дѣтства! Вотъ садъ, гдѣ такъ охотно я игралъ, Вотъ и цвѣты, мои друзья былые, И чижикъ тутъ, меня встрѣчавшій пѣньемъ... Но, милая, скажи, гдѣ-жъ наша мирта? На мѣстѣ томъ я вижу кипарисъ.
Зюлейма.
Засохла мирта; на могилѣ мирты Посаженъ былъ печальный кипарисъ.
Алманзоръ.
Еще стоить бесѣдка изъ жасминовъ, Гдѣ сказки мы другъ другу говорили Про нѣжность Лейлы, Мэдшнуна безумье, Про ихъ любовь взаимную и смерть. Вотъ фиговое дерево—плодами Его за сказки ты меня дарила, И дыни тутъ, и виноградъ, которымъ Мы освѣжались часто, поболтавъ... Но, милая, скажи мнѣ, гдѣ-жъ гранатъ, Съ котораго, бывало, соловей Пѣлъ про любовь свою пурпурной розѣ?
Зюлейма.
Отъ бури роза потеряла листья, Съ своею нѣснью умеръ соловей, И стройный стволъ цвѣтуіцаго граната Жестокіе сгубили топоры.
Алманзоръ.
Какъ хорошо мнѣ здѣсь! На этой почвѣ Стою я твердо, какъ прикованъ къ ней; Я заколдованъ въ этотъ милый кругъ, Которымъ обвила меня ты, фея, И вѣетъ мнѣ привѣтный ароматъ;
Поютъ деревья, говорятъ цвѣты,