воры. Дороговизна припасовъ возбудила неудовольствие въ народѣ, который — какъ обыкновенно бываетъ въ этихъ случаяхъ — всю вину дороговизны слагалъ на дурное управление графа. Одному изъ внуковъ графа Уголино далъ знать объ этомъ настроеніи умовъ тесть его Гвидо капронскій; а этотъ передалъ о томъ графу в предложилъ ему понизить цѣну на необходимѣйшія жизненныя потребности. Уголино при этомъ предложеніи пришелъ въ такую ярость, что, выхвативъ кинжалъ, поранилъ ему руку, говоря: «Измѣнникъ, ты хочешь лишить меня моей власти!» Другой его родственникъ и вмѣстѣ съ тѣмъ племянникъ архіепископа выставилъ ему на видъ всю необдуманность этого поступка; но Уголино, внѣ себя отъ бѣшенства, ударилъ его въ голову и тотъ упалъ мертвый. Трупъ принесли къ дяде и сказали: «Вотъ твой племянникъ; его убилъ графъ Уголино!» Но Руджіери, находившийся въ это время въ хорошихъ отношеніяхъ съ графомъ, отвѣчалъ: «Унесите трупъ! это не племянникъ мой. Я не знаю, имѣлъ ли графъ какую нибудь причину умертвить моего племянника; мнѣ напротивъ извѣстно, что онъ всегда обращался съ нимъ какъ съ родственникомъ. Не говорите более объ этомъ.» Мщеніе свое Руджіери приберегъ для другаго болѣе удобнаго времени. До сихъ поръ непонятно, какъ Уголино, нанесши такое оскорбленіе Руджіери, рѣшился оставаться съ нимъ въ пріязни : это можно объяснить только высокомѣриемъ счастливаго тирана, или собственными не совсѣмъ честными намѣреніями.[1] Какъ бы то ни случилось, союзъ между ними былъ заключенъ. Уголино, вѣроятно для того, чтобы не вовсе потерять довѣріе Гвельфовъ, остался въ своемъ поместье Settimo въ день, назначенный для возстанія, т. е. 30 іюля 1288, когда гибеллянская партія поднялась на Нино. Этотъ послѣд-
- ↑ Изъ Пизанской Лѣтописи кажется слѣдуетъ заключить, что это произшествіе случилось въ эпоху между изгнаніемъ Нино и паденіемь Уголино. Но какъ Framm. Hist. Pis. прямо говоритъ, что паденіе Уголино воспослѣдовало на другой день послѣ изгнанія Нино (l’ outre die); а другой тоже современный отрывокъ {Murat., Rer. Ital. Scr. Vol. XXIV, p. 695), очень точный въ хронологіи, говоритъ объ этомъ произшествіи какъ о случившемся die sequenti: то, принявъ эти неопровержимыя свидѣтельства, найдемъ, что для соваршенія убиіства племянника Руджіери не остается времени: слѣдовательно, нужно допустить, если принять это происшествіе за историческій фактъ, что оно совпадаетъ съ эпохою переговоровъ, веденныхъ съ Уголино, что{{подст:ударение}} подтверждаетъ и самый образъ дѣйствія архіепискоспа. Само собою понятно, что отношеніе обоихъ людей одного къ другому и въ особенности образъ дѣйствій Руджіери, представляется намъ чрезъ это совсѣмъ въ иномъ свѣтѣ, подтверждающемъ болѣе приговоръ поэта.
