|
7. Въ этомъ кругу казнятся обжоры (i miseri profani). «Дождь, этотъ благодатный даръ неба, оплождающій землю, здѣсь во мракѣ, недоступномъ для солнечнаго свѣта, ничего не призводитъ, кромѣ отвратительной грязи и смрада: дары неба тщетно расточаются для сластолюбцевъ. Грѣшники погружены въ грязь: не то же ли случалось съ ними и въ жизни? Они не въ силахъ изъ нея подняться; тщетно пытаясь изъ нея освободиться, они только поворачиваются съ бока на бокъ; если же и случится имъ приподняться, они тотчасъ же снова упадаютъ (ст. 91—93) и притомъ напередъ головою, вмѣстилищемъ ихъ духовныхъ силъ: до того она отяжелѣна, что сама клонитъ ихъ къ землѣ». Копишъ и Штрекфуссъ.
13 Подобно Харону и Миносу, Виргиліевъ Церберъ превращенъ въ бѣса, треглавый образъ которого кончается въ исполинскаго червя или змѣю. Червемъ, который точитъ міръ названъ и Люциферъ (Ада XXXIV, 107). Онъ съ тройною пастью, съ толстымъ чревомъ, съ сальной (въ подлин.: съ черной и сальной) бородой, съ красными глазами — сущее олицетвореніе обжорства. Онъ насыщается грязью: этимъ выражена цѣнность того, чѣмъ сластолюбцы стремятся удовлетворить свои желанія, ради чего они забываютъ о высшемъ назначеніи человѣка — о развитіи высшихъ духовныхъ силъ. Лай Цербера оглушаетъ грѣшниковъ: это голосъ злой ихъ совѣсти, для которой въ грязи своей они охотно желали бы вѣчно быть глухими.
