Испорченная жизнь —
357
ный въ силѣ своего таланта и въ ничтожествѣ наличныхъ литератур* ныхъ силъ. Еще въ началѣ 1844 года онъ писалъ брату: «Въ литера-турѣ—поле чисто. Примутъ съ восторгомъ!» (П. 29). Достоевскій не хотѣлъ отдавать свою повѣсть въ журналъ и мотивировалъ свои соображенія слѣдующимъ образомъ: «Тамъ рукописей довольно и безъ этой. Напечатаютъ, денегъ не дадутъ. А на что мнѣ тутъ слава, когда я пишу иэъ хлѣба?.. Отдавать вещь въ журналъ значить идти подъ яремъ не только главнаго Маііге сПюіеГя, но даже всѣхъ чумичекъ и повар енковъ, гнѣздящихся въ гнѣздахъ, откуда распространяется просвѣщеніе. Напечатать самому виачитъ пробиться впередъ грудью, и, если вещь хорошая, то она не только не пропадетъ, но окупить меня отъ долговой кабалы и дастъ мнѣ ѣсть» (П. 32). Съ такими замыслами выступалъ Достоевскій на литературное поприще, и самолюбіе его, действительно, съ перваго момента, было удовлетворено въ сильной мѣрѣ. За мѣсяцъ до по-явленія «Бѣдныхъ людей» о нихъ было столько говору въ Петербурге, что Достоевскій писалъ брату слѣдующія строки:
«Ну, брать, никогда, я думаю, слава моя не дойдетъ до такой апогеи, какъ теперь. Всюду почтеніе неимовѣрное, любопытство на-счетъ меня страшное. Я познакомился съ бездной народа самаго порядочнаго. Князь Одоевскій просить меня осчастливить своимъ посѣщеніемъ, а графъ С. (Сологубъ?) рветъ на себѣ волосы отъ от-чаянія. Панаевъ объявилъ ему, что есть талантъ, который всѣхъ ихъ въ грязь втопчетъ. С. обѣгалъ всѣхъ и зашедши къ Краев-скому, вдругъ спросиль его: Кто этотъ Достоевскій? Гдѣ мнѣ достать Достоевскаго? Краевскій, который никому въ усъ не дуетъ и рѣжетъ всѣхъ на пропалую, отвѣчаетъ ему, что Достоев-скій не захочетъ вамъ сдѣлать чести осчастливить васъ своимъ посѣщеніемъ. Оно и действительно такъ: аристократишка теперь становится на ходули и думаетъ, что уничтожить меня величіемъ своей ласки. Всѣ меня принимаютъ, какъ чудо. Я не могу даже раскрыть рта, чтобы во всѣхъ углахъ не повторяли, что Достоев-скій то-то сказалъ, Достоевскій то-то хочетъ дѣлать. Бѣлинскій любить меня, какъ нельзя болѣе. На дняхъ воротился изъ Парижа поэтъ Тургеневъ (ты вѣрно слыхалъ) и съ перваго. раза прививался ко мнѣ такою привязанностью, такою дружбой, что Бѣ-линскій объясняетъ ее тѣмъ, что Тургеневъ влюбился въ меня»... «У меня бездна идей и нельзя мнѣ разсказать чтб нибудь изъ нихъ хоть Тургеневу, чтобы завтра почти во всѣхъ углахъ Петербурга не знали, что Достоевскій пишетъ вотъ то-то и то-то. Ну, брать, если бы я сталъ исчислять тебѣ всѣ успѣхи мои, то бумаги не нашлось бы столько. Я думаю, что у меня будутъ деньги. Голядкинъ выходить превосходно; это будетъ мой сЪеГ (Гоеиѵге. Вчера я въ первый разъ былъ у П. и, кажется, влюбился въ жену его. Она умна и хорошенькая, вдобавокъ любезна и пряма до
«истор. въстн.», февраль, 1884 г., т. хѵ. 9