364
- Е. М. Г&ршинъ
по себѣ восхищало его безъ всякихъ условій и подъ конецъ онъ прямо твердилъ знаменитую формулу искусства для искусства» (274, 275).
И вотъ, съ такими-то задушевными тенденціями Достоевскій ринулся въ море петербургской журналистики, которая въ то время особенно бурлила и шумѣла, а главное, каждый журналъ долженъ былъ строго предъявлять свое собственное направленіе, и на прокрустово ложе этого послѣдняго считалось долгомъ возлагать всѣхъ и вся.
Время исторіи шестидесятыхъ годовъ далеко еще не пришло. Слишкомъ еще немного отошло оно въ область минувшаго, слишкомъ еще мало явилось печатныхъ матерьяловъ для сужденія объ этомъ времени. Поэтому мы не рѣшаемся пускать въ оборотъ суж-денія и характеристики г. Страхова и входить въ подробный разсказъ о возникновеніи и паденіи журналовъ братьевъ Достоев-скихъ. Для того же, чтобы уяснить физіономію журнала «Время», обратимся къ словамъ человѣка, извѣстнаго своею прямотой и устойчивостью своихъ взглядовъ. И. С. Аксаковъ, 6-го іюня 1863 года, писалъ Н. Н. Страхову слѣдующія глубоко характерный строки: «Вы напрасно ссылаетесь на направленіе «Времени». Хотя оно постоянно кричало о томъ, что у него есть направленіб, но никто на это направленіе не обращалъ вниманія. Оно имѣло эначеніе, какъ хорошій беллетристическій журналъ, болѣе чистый и честный, чѣмъ другіе, но претензіи его были всѣмъ смѣшны. Тамъ могли быть помещаемы и помѣщались и хорошія статьи....,—но все это не давало «Времени» никакого цвѣта, никакой силы. Ему недоставало выс-шихъ нравственныхъ основъ, честности высшаго порядка. Оно имѣло безстыдство напечатать въ программѣ, что первое въ русской ли-тературѣ провозгласило и открыло существовало русской народности! Нѣтъ такого врага славянофиловъ, который бы не возмутился этимъ. Потомъ—это наивное объявленіе, что славянофильство—мо-ментъ отжившій, а пути къ жизни, новое слово, теперь у «Времени»! Славянофилы могутъ всѣ умереть до одного, но направлеше данное ими не умретъ,—и я разумѣю направленіе во всей его строгости и неуступчивости, неприлаженное ко вкусу петербургской канканирующей публики. Вотъ это волокитство за публикой, это же-ланіе служить и нашимъ, и вашимт, это трактованіе славянофиловъ свысока во «Времени» и съ презрѣніемъ въ первой про-граммѣ «Времени», это уронило журналъ въ общемъ мнѣніи публики, а славянофилы, какъ вы знаете, нигдѣ, ни единымъ словомъ даже не задѣли «Времени», потому что убѣжденія ихъ не вопросъ личнаго самолюбія»... (М. 256, 257). Самъ Достоевскій, въ письмѣ къ барону Врангелю (М. 277), съ полнымъ правомъ говорить, что фуроръ произведенный «Мертвымъ Домомъ» и романомъ
«Униженные и оскорбленные», упрочилъ за «Временемъ» успѣхъ, погуб-