Таинственный свертокъ
- 535
чало, какою-то далекою стариною откликнулось; иное чувствов&лъ онъ когда-то, когда его эвала императрица...
Оба графа сѣли снова, и Разумовскій молча выслушалъ объ-яснѳнія Воронцова. Взявъ въ руки проектъ указа, ему поданнаго, онъ пробѣжалъ его...
Легкій трепетъ въ рукахъ давалъ понять присутствовавшему, что нелегко было это чтеніе. И не тѣ были годы, въ которые неожиданности не поражаютъ, и не таковъ былъ предметъ, котораго коснулись, чтобы не вызвать быстраго напряженія всѣхъ душев-ныхъ силъ.
Почему-то мелькнули также въ соображеніяхъ графа Алексѣя Григорьевича судьбы Меншикова съ дочерью, обрученною Петру П, Бирона, судьбы Долгоруковыхъ, тоже съ «государыней невѣстою...» Березовъ... тайная канцелярія... все это близко... все это свѣжіе слѣды... все это тяжелый повѣсти...
Всталъ князь-казакъ съ своего мѣста. Поравдумалъ.
— Такъ государынѣ документы угодны?
— Да! отвѣтилъ Воронцовъ.
Въ роскошныхъ покояхъ Разумовскаго стояло кругомъ много цѣнныхъ предметовъ. Комнаты, убранные со всевозможною, по времени, изысканностью, носили на себѣ тотъ почтенный отпечатокъ осѣдлости, который теперь все болѣе исчезаетъ. Все кругомъ было разсчитано на вѣчность, на стойкость тѣхъ формъ жизни, въ который судьба отлила, а отливши, отчеканила хозяина. И нѣтъ тутъ никакого противорѣчія съ мгновенными крушеніями само-властныхъ личностей вродѣ Бирона, Меншикова, Долгоруковыхъ. Шквалы налетали въ разные слои быта людей только изъ одного, единаго источника—отъ самодержавной власти. Другихъ подкати-вателей, другухъ возмутителей законовъ соціальной гидростатики въ тѣ дни не существовало. Самыя проявленія безграничнаго са-модержавія, въ концѣ-концовъ, служили только самымъ яркимъ доказательствомъ прочности всего остальная, всѣхъ этихъ быто-выхъ наслоеній.
Золото, шелкъ, ковры, фигуры изъ фарфора и бронзы, мозаики и картины глядѣли со стѣнъ кабинета. Чаще прочихъ, повсюду, замѣчались ивображенія или вензеля императрицы Елизаветы. Знакомый намъ обликъ ея въ царственныхъ регаліяхъ, съ высокой прической, увѣнчанной брилліантовою короною, въ широкихъ фижмахъ и твердомъ корсажѣ, съ острымъ упрямымъ пгаипомъ впереди, царилъ надъ всѣмъ окружающимъ со стѣны противуле-жавшей входной двери.
Подъ портретомъ стоялъ массивный, корельской беревы, инкру-стованный бронзою комодъ и на немъ виднѣлся ларецъ чернаго дерева, окованный серебромъ и выложеннный перламутромъ.
Въ немъ хринились тѣ именно документы, о которыхъ шла 1