636
Ничего не сказавъ болѣе, глубоко взволнованный, направился Разумовскій къ комоду, отъискалъ въ немъ ключъ, отперъ ларецъ и вынулъ изъ нотаеннаго ящика бумаги.
Розовый атласъ, въ который онѣ были тщательно обвиты, вы-глянувъ изъ чернаго ларца и, развертываясь въ дрожащихъ ру-кахъ графа, произвелъ на стоявшаго поодаль, безмолвнаго Воронцова какое-то странное, имъ самимъ не достаточно сознанное, впе-чатлѣніе спадающей, снимаемой гробовой парчи: атласъ—покровъ, черный ларецъ—гробъ; зги бумаги, которыя мало-по-малу обнажались — чѣмъ не покойникъ, не мертвецъ...
Беэмолвіе продожалось полное. Хруснули обнаженный бумаги въ рукахъ графа; онъ спряталъ атласъ обратно, а бумаги началъ читать съ благоговѣйнымъ вниманіемъ. Прочиталъ ихъ, поцѣловалъ и ваплакалъ...
Изъ чудесныхъ черныхъ главъ его проступали крупный, не сразу сбѣгавпгія слезы. Взглянулъ онъ также на портретъ Елизаветы, на образа, перекрестился и направился къ Воронцову.
Канцлеръ стоялъ у камина; онъ не имѣлъ духа сказать чтб либо. Онъ протянулъ руку эа бумагами, но Разумовскій быстро бросилъ свертокъ въ огонь»
Воронцовъ даже вздрогнулъ и отступилъ, такъ неожиданно встревожилось, вскинулось пламя камина; онъ даже потянулся было за сверткомъ, но пламя уже дѣлало свое дѣло: историческій фактъ улетучивался иэъ области фактовъ!
Разумовскій тѣмъ временемъ, точно обездоленный, подкошенный, опустился въ кресла.
— Я, нроговорилъ онъ наконецъ, помолчавъ немного,—былъ не болѣе, какъ вѣрнымъ рабомъ ея величества покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодѣяніяни выше заслугъ моихъ. Никогда не забывалъ я изъ какой доли и на какую степень возведенъ десницею ея. Обожалъ ее какъ сердолюбивую мать милліоновъ народа и примѣрную христіанку и никогда не дерзнулъ самою мыслью сближаться съ ея царственнымъ величіемъ.
Будто отъискивая подтвержденія словамъ своимъ, взглянулъ онъ на медленно обугливавшіеся, разсыпавшіеся останки свертка въ ка-минѣ и склонивъ, свѣсивъ голову еще ниже прежняго, продолжалъ:
— Стократъ смиряюсь, воспоминая продшедшее, живу въ бу-дущемъ, его же не прейдешь, въ молитвахъ къ Вседержителю. Мысленно лобызаю державныя руки нынѣ царствующей монархини, подъ скипетромъ коей безмятежно въ остальныхъ дняхъ жизни вкушаю дары благодѣяній, изліянныхъ на меня отъ престола. Если бы было нѣкогда то, о чемъ вы говорите со мною, то повѣрьте, что я не имѣлъ бы суетности признать случай, помра-чающій незабвенную память монархини, моей благодѣтельницы.
Эти слова были сказаны старикомъ по адресу Григорія Орлова;