556
И. Н. Захарьинъ ——
Іосифѣ Сѣмашко; но православіе это пришлось не ко двору Литвѣ и Бѣлоруссіи, и съ теченіемъ времени неофиты ополячивались по прежнему; іезуитско-польская пропаганда дѣлала свое дѣло искусно и успѣшно, и край, мало по малу, утрачивалъ свой русскій обликъ... Не случись возстанія, то чрезъ какіе нибудь десять-двадцать лѣтъ, великое дѣло Сѣмашки погибло бы безслѣдно. Доходило уже до того, что сами священники говорили съ своими прихожанами, въ боль-шинствѣ случаевъ, по-польски. Если крестьянинъ приходилъ въ домъ священника съ какою нибудь требой, то первою его фразой, послѣ поклона, было обычное: «Нэхъ бёндзе похваленный Езусъ Хрйстусъ!»—на что священникъ отвѣчалъ, обыкновенно: сАтеп»!.. Паны и экономы внушали крестьянамъ, что «ксендза плеб&на пот-шёба для пана, а пбпа для жаднэго хлбпа», и крестьяне, смущаемые этимъ догматическимъ изреченіемъ, подтверждавшимся действительностью, тянули въ костелъ, а не въ церковь. Православные храмы пустѣли; польскіе же костелы были полны народу, преимущественно, крестьянъ. И это въ мѣстечкахъ; о городахъ уже и говорить нечего. Тогда, нѣкоторые православные священники, ивъ бывшихъ уніатовъ, чтобы удержать за собою разбѣгающуюся паству, прибѣгли къ слѣдующему малодушному пріѳму: въ русскихъ церквахъ они, понемногу, стали вновь вводить обряды прежняго уніатскаго бого-служенія... Еще въ 1864 году, т. е. спустя годъ послѣ воэстанія, я, во время пребыванія въ Борисовѣ, встрѣтилъ въ православномъ со-борѣ, во время всенощной, употребленіе колокольчиковъ, и священникъ, при земныхъ поклонахъ, падалъ на землю «кршижемъ»...
Подъ Борисовымъ верстъ за десять, мы остановились въ маленькой деревнѣ, чтобы дать усталымъ лошадямъ вздохнуть немного. Такъ какъ корчмы тутъ никакой не было, то я послалъ достать хлѣба для себя, къ завтраку, у крестьянъ. Человѣкъ мой ходилъ очень долго и вернулся ни съ чѣмъ: говорить—хлѣба во всей деревнѣ ни у кого нѣтъ... Въ одной только хатѣ онъ нашѳлъ нол-хлѣба, но не рѣшился купить его:
— Вы не станете кушать этотъ хлѣбъ, добавилъ онъ: — очень ужь плохъ...
Я велѣлъ ему купить хотя бы и этого, плохого хлѣба. Черезъ нѣсколько минуть, онъ принесъ кусокъ, фунта въ два, чернаго какъ земля, хлѣба. Попробовали мы нарѣзать его и ѣсть: но это оказалось свыше силъ: первый же кусокъ, положенный въ ротъ, обод-ралъ и искололъ мнѣ все нёбо и я такъ и не могъ проглотить его; вкусъ этого хлѣба былъ, тоже, отратительный—кислый, прѣлый, съ запахомъ гнили и плѣсени. Какіе именно суррогаты входили въ составь этого ядовитаго вещества—это осталось для меня неизвѣст-нымъ. Въ другихъ двор ахъ той же деревни, какъ я сказалъ, и такого даже хлѣба не было: крестьяне давно уже питались элакамн—
щавелемъ, грибами, ягодами...