къ нему на дворъ пѣшимъ ямщикъ Хотѣловскаго яму Алешка Котокъ съ почтовыми сумками. Одна сумка съ Новгородскими письмами оказалась распечатанной. Почтарь разсказалъ, что суму эту онъ принялъ въ такомъ видѣ у Зимнегорскаго ямщика Данилка Савельева и попалъ съ нею въ бѣду. Ни въ Вышнемъ-Волочкѣ, ни въ Торжкѣ, ни въ Твери сумъ у него не приняли, а въ Клину не дали ему даже подводъ, и онъ отъ Клина до Москвы шелъ пѣшкомъ; почта, конечно, получена была съ большимъ запозданіемъ. Въ подорожной записи у ямщика обозначено, что Крестецкій ямщикъ Ивашка Анкудиновъ принялъ сумы въ цѣлости, а Зимнегорскому ямщику передалъ одну суму съ оторванными печатями.
По извѣту Андрея Виніуса была послана царская грамота Новгородскому воеводѣ, кн. И. П. Пронскому съ предложеніемъ: послать на Крестецкій ямъ „кого пригожъ“ и допросить ямщика Анкудинова, какимъ образомъ онъ оторвалъ печати, не вынималъ-ли изъ той сумки какихъ писемъ и кто его подучилъ это сдѣлать. Если онъ скажетъ, что никто его не подучалъ, и писемъ онъ не вынималъ, а „учинилъ то случаемъ, безъ хитрости“, — то предписывается бить его батогами нещадно, а ямщикамъ снова „учинить заказъ“.
Новгородскій воевода послалъ подъячаго Петра Иванова для розыска. На допросѣ 4 мая Анкудиновъ сказалъ: почту онъ принялъ у Заечевскаго почтаря въ исправности и поѣхалъ на Зимнегорскій ямъ. На мосту, не доѣзжая Яжелбицъ (роковое мѣсто!), его лошадь споткнулась и легла на мостъ, и у одной сумки печати смялись гораздо“. Въ такомъ видѣ онъ отдалъ сумки Зимнегорскому ямщику. Тотъ спрашивалъ его: „для чего у тебя печати у одной сумки не цѣлы?“ и Анкудиновъ разсказалъ ему, какъ было дѣло. А печатей онъ не отрывалъ, писемъ не вынималъ и никто его ничему не научалъ, — учинилось это безъ хитрости; тотъ мостъ „плохъ гораздо“, и у сумки печати „помялись гораздо“.
к нему на двор пешим ямщик Хотеловского яму Алешка Коток с почтовыми сумками. Одна сумка с новгородскими письмами оказалась распечатанной. Почтарь рассказал, что суму эту он принял в таком виде у Зимнегорского ямщика Данилка Савельева и попал с нею в беду. Ни в Вышнем-Волочке, ни в Торжке, ни в Твери сум у него не приняли, а в Клину не дали ему даже подвод, и он от Клина до Москвы шел пешком; почта, конечно, получена была с большим запозданием. В подорожной записи у ямщика обозначено, что Крестецкий ямщик Ивашка Анкудинов принял сумы в целости, а Зимнегорскому ямщику передал одну суму с оторванными печатями.
По извету Андрея Виниуса была послана царская грамота Новгородскому воеводе, кн. И. П. Пронскому с предложением: послать на Крестецкий ям „кого пригож“ и допросить ямщика Анкудинова, каким образом он оторвал печати, не вынимал ли из той сумки каких писем и кто его подучил это сделать. Если он скажет, что никто его не подучал, и писем он не вынимал, а „учинил то случаем, без хитрости“, — то предписывается бить его батогами нещадно, а ямщикам снова „учинить заказ“.
Новгородский воевода послал подъячего Петра Иванова для розыска. На допросе 4 мая Анкудинов сказал: почту он принял у Заечевского почтаря в исправности и поехал на Зимнегорский ям. На мосту, не доезжая Яжелбиц (роковое место!), его лошадь споткнулась и легла на мост, и у одной сумки печати смялись гораздо“. В таком виде он отдал сумки Зимнегорскому ямщику. Тот спрашивал его: „для чего у тебя печати у одной сумки не целы?“ и Анкудинов рассказал ему, как было дело. А печатей он не отрывал, писем не вынимал и никто его ничему не научал, — учинилось это без хитрости; тот мост „плох гораздо“, и у сумки печати „помялись гораздо“.
