- № 1 (II ред.).
Вся эта сторона называлась угломъ наказаній. Въ этотъ же уголъ, около печки, ставили насъ на колѣни, и въ настоящую минуту стоялъ Володя. Когда я взошелъ, онъ оглянулся на Карла Ивановича, но тотъ не поднялъ глазъ; по этому случаю Володя сѣлъ на свои пятки и, сдѣлавъ мнѣ пресмѣшную гримасу, схватился за носъ, чтобы не расхохотаться, но не удержался и фыркнулъ. «Wollen sie still stehen»,[1] сказалъ Карлъ Ивановичъ и вышелъ въ спальню одѣваться.
- № 2 (II ред.).
Послѣдняя стѣна занята была 3-мя окошками. Въ серединѣ комнаты стоялъ столъ, покрытой оборванной черной клеенкой, изъ-подъ которой виднѣлись изрѣзанные перочинными ножами края. Кругомъ жесткіе деревянные табуреты безъ спинокъ.
Когда Карлъ Ивановичъ вышелъ, я подошелъ къ Володѣ и сказалъ: «за что?» — «А, глупости», отвѣчалъ онъ мнѣ, «за то, что легъ на окошко Акима смотрѣть, (Акимъ дурачекъ садовникъ) да и не видалъ, что онъ тутъ разставилъ сушить свои глупыя коробочки, я и раздавилъ одну — право нечаянно».— «Какую?» спросилъ я. Онъ не успѣлъ отвѣтить, потому что въ это время взошелъ Карлъ Ивановичъ въ синемъ сертукѣ и зеленыхъ панталонахъ, но только показалъ мнѣ своими черными, веселыми глазами на уголъ за печкой и опять поднялъ плечи и чуть не фыркнулъ. Я взглянулъ: лучшее произведете Карла Ивановича: футляръ съ перегородочкой, которому не доставало только коемокъ, чтобы быть поднесену maman, для котораго Карлъ Ивановичъ нарочно заказывалъ болвана и надъ которымъ трудился съ особенной любовью, лежалъ скомканный на полу и въ самомъ жалкомъ положеніи. Я понялъ, что долженъ былъ
- ↑ [Стойте смирно,]
