въ этомъ танцѣ и притомъ я былъ разгоряченъ борьбой и бокаломъ Шампанскаго, я не чувствовалъ никакой застѣнчивости и былъ веселъ до безумія.
спокойно идти прямо къ нашимъ постѣлямъ, но все лицо двигалось, брови прыгали, щеки отдувались и опускались, а ноги дѣлали все навыворотъ. Николай шелъ около его и одну руку держалъ около спины, а другую около свѣчки на всякій случай. Карлъ Иванычъ взошелъ въ пустое пространство между нашими постелями, сначала грозно посмотрѣлъ на насъ; отъ него пахло какой-то гарью съ уксусомъ и табакомъ; ничего похожаго не было съ обыкновеннымъ его запахомъ; потомъ, убѣдившись, что мы спимъ, онъ оперся обѣими руками о стѣну даже и той рукой, въ которой была свѣчка — сало потекло по стѣнѣ, и свѣчка потухла; горячій фитиль остался въ его ладони и должно быть обжегъ его ужасно, но онъ хладнокровно посмотрѣлъ на свою ладонь, потомъ опять на насъ, сталъ улыбаться и выговорилъ съ милымъ сердечнымъ выраженіемъ: «liebe Kinder»,[1] но въ это самое время я съ ужасомъ услыхалъ, какъ забурчало у него въ животѣ, потомъ въ горлѣ; онъ сталъ вытягивать шею, подаваться впередъ и какъ будто хотѣлъ бодать стѣну......... Когда Николай съ Савеліемъ унесли его и вычистили слѣды его присутствія, «такъ вотъ какъ Карлъ Иванычъ въ Москвѣ испортился», подумалъ я. «Ахъ, какой ужасъ», у меня пробѣжалъ морозъ по кожѣ, и я вздохнулъ съ отвращеніемъ, когда вспомнилъ, что сдѣлалось изъ всегда спокойнаго, величаваго, добраго старика, Карла Иваныча. Несмотря на этотъ отвратительный эпизодъ, я заснулъ, мечтая о Соничкѣ.
Второе извѣстіе о помѣщеніи дѣтей въ учебное заведеніе огорчаетъ меня больше потому, что мнѣ кажется тебѣ этаго очень хочется, но я ни за что не соглашусь и буду просить тебя, просить на колѣняхъ разъ навсегда дать мнѣ обѣщаніе воспитывать дѣтей всегда дома, буду ли я жива или нѣтъ. Я не спорю объ всѣхъ выгодахъ для службы, для связей, но повторяю опять то, что говорила тебѣ не одинъ разъ. Воспитаніе въ учебномъ заведеніи по моему мнѣнію, можетъ быть я ошибаюсь, но мнѣ такъ кажется, должно дѣйствовать пагубно на нравъ дѣтей и на ихъ будущность. Чувствительность — эта способность сочувствовать всему хорошему и доброму, и способность, которая развиваетъ религіозное чувство, должны быть убиты посреди дѣтей, оставленныхъ на свой произволъ (потому что развѣ можно назвать присмотромъ и попеченіемъ о нихъ то, что имъ даютъ ѣсть, кладутъ спать въ урочные часы, наказываютъ тѣлесно
- ↑ [милые дети,]
