и с спутанными волосами. На простом лице был отпечаток чего то страшного. Василий говорил что то, и еще слышался странный звук, в котором, протирая глаза, не мог дать себе отчета Пьер.[1]
Звук этот был не стон, как ему показалось сначала, а женские, приближавшиеся шаги. Значенье их для него было то же, что и стон. Большая, высокая дверь беззвучно отворилась и вошла Анна Михайловна с платком в руке и слезами на глазах.
Pierre был в постели и в рубашке. Анна Михайловна ни минуты не стеснилась этим и шла прямо на него. Он понял, что это значило что то страшное.
— Venez, habillez vous vite,[2] — сказала Анна Михайловна, закрывая лицо платком и садясь на стул у двери за ширмами.
Pierre путался, молча надевая навыворот платье. Анна Михайловна говорила из за ширм:
— Ah, Pierre! la bonté divine est inépuisable. C’est un saint, votre père. Venez. Ayez du courage. Soyez homme.[3]
Pierre оделся. Он не отвечал, не понимал ничего, но, чувствуя себя преступным, готов был итти за ней. Анна Михайловна встала и они пошли вниз, наверх и через анфилады комнат.
Несколько мущин и много дам было в комнате, предшествовавшей спальне. Pierre узнал докторов, одного молодого петербургского, и заметил шапку и костыль священника в углу. Все, и доктора и дамы, смотрели на проходившего Pierr’a больше, чем с любопытством и участием, они смотрели на него, как казалось Pierr’y, со страхом, ужасом. Ему казалось, что все они смотрят на него, как на первое лицо, обязанное совершить какой-то страшный, ожидаемый всеми обряд. Ему оказывали уважение, которое никогда прежде не оказывали. Одна неизвестная[4] ему пожилая дама вскочила, чтоб отворить перед ним дверь в спальную, другая, молоденькая девушка, подняла платок и подала ему. Он хотел предупредить[5] даму и самому отворить дверь и поднять платок, но ему чувствовалось, что это было бы неприлично, что он должен был давать им услуживать себе. Князь Василий встретил его в двери. Лицо его было серьезно, как будто он делал большие усилия над собой. Князь Василий пожал в первый раз в жизни руку Пьеру и пожал с давлением сверху вниз, как он это всегда делал, и проговорил:— Courage, mon ami.[6]
Что то гадкое, подлое и испуганное показалось Pierr’y в лице князя Василия. Pierre чувствовал, что отвечать не надо и надо предоставиться вполне на волю тех, которые руководили им. В комнате было много людей, много свечей, много блестящего и белого. Pierre искал глазами отца, каким он помнил его еще
- ↑ На полях рукой С. А Толстой: впустили и выгнали, только видел спор и беготню
- ↑ [Идемте, одевайтесь скорее,]
- ↑ [Ах, Пьер, милосердие божие неисчерпаемо. Ваш отец — святой. Идемте. Ободритесь. Будьте мужчиной.]
- ↑ Зачеркнуто: из княжен
- ↑ Зач.: княжну
- ↑ [Не унывать, мой друг]