Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 13.pdf/391

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

деревню, ушли назад, но как бы в наказанье за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни на том голом бугре у мельницы, где вчера утром стояла палатка Тушина, десять орудий и начал бить из них по Тушину. Маленький человечек с слабыми и неловкими движеньями потребовал себе еще трубочку и фляжку, из которой опрокинув в свой большой рот около стакана водки, он решил сам с собой, что не уйдет отсюда, пока[1] не расстреляет всех зарядов. Он начал стрелять по одному выстрелу на три против французской батареи. В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими каждый раз вздрагивать его слабые нервы, он, не выпуская своей носогрейки, ковылял от одного к другому орудию, к ящикам, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, покрикивая своим слабым, тонким, нерешительным голоском. Лицо его было такое же доброе, как всегда. Только когда ранили или убивали людей, он хмурился, хрипел, как будто от боли и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда заминавшихся, чтоб поднять раненного или тело. Солдаты, большей частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте), на две головы выше своего офицера и вдвое шире его, все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах. Другой офицер, тихий молодой человек, видимо робел, не знал что делать и рад был, когда ему приказывали. В продолжение часа времени из сорока человек артиллеристов было убито и ранено семнадцать, так что Тушин принужден был просить людей из 6-го егерского полка, стоявшего тут же сзади и по обеим сторонам орудий.

Не вследствие выпитого стакана водки (это была обыкновенная порция Тушина, никогда не действовавшая на него), но вследствие особенностей его нервной натуры в соединении с непоколебимой силой воли и власти над собой — вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности, Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха.[2] И мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Он испытывал напротив самое приятное чувство в жизни, то чувство, которое [дает] некоторым людям любовь, некоторым — честолюбие, слава, он испытывал чувство удесятеренной способности получать впечатления, воображать, думать и вообще силы жить. Он жил в одну минуту больше, чем в час в спокойную пору жизни. От этого то ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он только что увидал неприятеля и сделал первый выстрел.[3] В том, что он делал и видел делающимся

  1. Зачеркнуто: ему не прикажут еще раз
  2. Зач. во второй редакции: Приехал адъютант сказать Ананьеву, чтобы он отступал, коли не может держаться против батарей. Ананьев не понял, что ему говорили. «Зачем отступать», думал он.
  3. На полях во второй редакции: Князь ⟨Андрей на батарее. Тушин на батарее, подробности знания прислуги и пушек вместо фантазии.⟩
388