и умными голубыми глазами, имел оригинальный и свой особенный, вовсе не военный, вид. Глядя на него, всякому вспоминался мир мирный, ученый, художественный, общественный, для которого он, казалось, был сотворен, а отнюдь не военный. Но тем с большим старанием, казалось, капитан Тушин желал придать себе воинственный вид, притвориться военным. Он подперся рукой, неловко похмурился и подошел к генералу, принимая детски озабоченный и мрачный вид, и сказал:
— Ваше превосходительство, прикажите, я спущу орудия. Мы с моими молодцами собьем эту батарею.
Он так сказал это, как говорят дети, играющие в войну. Несмотря на то, что генерал был занят переправой, и он и свитский офицер не могли не улыбнуться, слушая и глядя на капитана Тушина, когда он произнес эти слова, и оба отвернулись.
— Нет, не надо, капитан, — сказал генерал, как мог спокойнее, с тем, чтобы вывести капитана из этого тона игранья в войну.⟩
- № 56 (рук. № 81. T. I, ч. 2, гл. VIII?).
⟨Вечером эскадрон стал биваками на горе в чистом поле. Денисову, как эскадронному командиру, шалаш был построен прежде других. Когда смерклось и Денисов лег на свою сплетенную из сучьев койку, он хватился Ростова, которого не видно было с самого прихода на место эскадрона.
— Никита! поди ты, старый чорт, сыщи своего барина, зови его глинтвейн пить.
— Я их и так звал — не идут. Нездоровы они что ли.
— Да где он?
— На коновязи, сидят одни на сене.
— Поди, зови его.
Никита пошел. Ростов в темноте и вдалеке от костров, так что его не видно было, ходил взад и вперед по грязи, быстро останавливаясь и подергивая плечами.
— Мне надо вперед броситься, когда они замялись, — говорил он сам себе. — Нет, я просто струсил. Нет, я должен сказать им... да.
Гусары, сидевшие у костра, указали Никите, где ходил его барин.
— Сейчас, сейчас приду. Что никого у нас нет?
— Поручик сейчас пришли.
— Тем лучше, — сказал сам себе Nicolas и, задыхаясь от волнения, таким скорым шагом, что Никита бежал за ним, пошел к балагану.
— Невкусно бы было, — говорил в балагане, из которого светилась свечка, басистый голос два раза разжалованного старого усатого поручика. Nicolas был уверен, что это говорилось про него.
— Какого ты чогта там делал? — закричал ему Денисов. Nicolas, не отвечая, сел на койку, сделанную для него, и два раза сбирался говорить и останавливался. Слезы стояли в его глазах.